Вечером накануне дня битвы я лежал на своём диванчике и не мог уснуть. Из-за грохота бури за стенами дома и из-за снедавшего меня беспокойства. Битва должна была грянуть на следующее утро, на рассвете, – так было решено.
Урвар, и Юнатан, и Маттиас сидели у стола и беседовали об этом, а я лежал на своём диване и слушал. Больше всех было слышно Урвара. Он говорил и говорил, и глаза его горели. Больше, чем кто-либо другой, мечтал он о том, чтобы поскорее настало утро.
Из их разговоров я понял, как всё произойдёт. Сперва должны убрать стражников у Больших ворот и у ворот, выходивших на реку, так, чтобы проложить путь для Софии и Хуберта. Им предстояло въехать со своими людьми, Софии – в Большие ворота, Хуберту – в ворота у реки.
– А затем мы все вместе либо победим, либо умрём, – сказал Урвар. – Скоро надо идти. – Пора освободить долину от всех людей Тенгиля, а ворота снова закрыть, прежде чем сам Тенгиль подоспеет сюда с Катлой. Потому что против Катлы оружия нет. Её можно победить только голодом. Её не берут ни копьё, ни стрелы, ни меч. А одного-единственного крошечного языка её пламени достаточно, чтобы опалить, сковать по рукам и ногам или умертвить кого угодно.
– Ну, а если у Тенгиля в горах есть Катла, что толку освобождать Долину Терновника? – спросил я. – С её помощью он ведь сможет сокрушить нас в другой раз так же, как и в первый.
– По доброте своей он дал нам глухую стену для защиты, не забывайте об этом, – язвительно сказал Урвар. – И ворота, которые можно запереть под носом у чудовища!
А вообще-то мне, Сухарику, сказал Урвар, бояться Тенгиля больше нечего.
В тот же самый вечер он, и Юнатан, и София, и многие другие ворвутся в замок Тенгиля. Они одолеют его телохранителей и покончат с ним там, на месте, прежде даже чем он узнает о мятеже в долине. А потом Катлу оставят привязанной в её пещере, пока она не станет такой слабой от голода, что её можно будет убить.
– Другого способа покончить с чудовищем нет, – сказал Урвар.
Затем он снова напомнил о том, что нужно быстрее освободить долину от всех людей Тенгиля. Тогда Юнатан спросил:
– Освободить? Ты имеешь в виду – убить их всех?
– Да, а что ещё я могу иметь в виду? – ответил Урвар.
– Но я никого не намерен убивать, – сказал Юнатан, – ты ведь знаешь это, Урвар!
– Даже если речь пойдёт о спасении твоей жизни? – спросил Урвар.
– Да, даже тогда, – ответил Юнатан.
Урвар этого никак не мог понять, да и Маттиас едва ли.
– Если бы все были такими, как ты, – сказал Урвар, – то зло безраздельно и вечно правило бы миром!
Но тогда я сказал, что если бы все были как Юнатан, то на свете не было бы никакого зла.
В тот вечер я не произнёс больше ни слова. Только когда Маттиас пришёл и подоткнул мне одеяло, я прошептал ему:
– Мне так страшно, Маттиас!
А Маттиас погладил меня по голове и сказал:
– Мне тоже!
Юнатану всё же пришлось обещать Урвару, что он будет разъезжать верхом на коне в самой гуще сражения, чтобы вселять мужество в других людей и побудить их делать то, что он сам не может или не хочет.
– Люди в Долине Терновника должны видеть тебя, – сказал Урвар. – Они должны видеть нас обоих.
Тогда Юнатан сказал:
– Если я должен что-то сделать, значит, должен.
При свете единственной маленькой свечи, горевшей в кухне, я видел, какой он бледный.
Когда мы вернулись из пещеры Катлы, нам пришлось оставить Грима и Фьялара в лесу у Эльфриды. Но было решено, что София приведёт их с собой, когда въедет в Большие ворота в день битвы.
Было также решено, что буду делать я.
Я не должен делать ничего, а только ждать, пока всё будет кончено. Так сказал Юнатан. Мне нужно сидеть на кухне совсем одному и ждать.
Никому не удалось выспаться в ту ночь.
И вот настало утро.
Да, и вот настало утро, и настал день битвы. О, как болело в тот день моё сердце! Я видел так много крови и слышал так много крика, потому что сражение шло на горном склоне возле Маттиасгордена.
Я видел, как разъезжает верхом на коне Юнатан. Ветер бури трепал его волосы, а вокруг него кипела битва – разящие мечи, и свистящие копья, и летящие стрелы, и крики, бесконечные крики. И я сказал Фьялару, что, если Юнатан погибнет, я тоже умру.
Да, Фьялар был вместе со мной на кухне. Я понимал, что об этом никто не должен знать, но мне нужно было, чтобы он был там со мной. В одиночестве оставаться я не мог, никак не мог. Фьялар тоже смотрел из окна, что творилось на горном склоне. И ржал. То ли оттого, что ему хотелось на волю, к Гриму, то ли оттого, что он боялся так же, как и я.
Я боялся… боялся, боялся!
Я видел, как от копья, брошенного Софией, пал Ведер, а от меча Урвара – Кадер, а также Дудик и многие, многие другие, они падали направо и налево. А Юнатан разъезжал верхом на коне среди них, ветер бури трепал его волосы, а лицо становилось всё бледнее и бледнее, а сердце моё всё сильнее и сильнее болело в груди.
И вот настал конец!
Столько крика было в тот день в Долине Терновника, но один был особенный.
Сквозь шум битвы вдруг запел боевой рог и раздался возглас:
– Катла ползёт!
А потом послышался рёв. Голодный рёв Катлы, который все так хорошо знали. И тогда опустились и выпали из рук мечи, и копья, и стрелы. И те, кто бился, больше биться не могли. Потому что знали: спасения нет. В долине слышались лишь грохот бури и звуки боевого рога Тенгиля да крик Катлы. Огонь, извергаемый драконшей, убивал всех, на кого указывал Тенгиль. Он без конца указывал пальцем, и его свирепое лицо было тёмным от злобы. И я знал: настал конец Долине Терновника!
Я не хотел этого видеть, я не хотел видеть… не хотел видеть ничего и никого. Кроме Юнатана. Я должен был знать, где он. И я увидел его перед самой усадьбой Маттиасгорден. Он сидел верхом на Гриме. Он был молчалив и спокоен, и буйный ветер трепал его волосы.
– Юнатан! – закричал я. – Юнатан, ты слышишь меня?
Но он меня не слышал. И я увидел, как он пришпорил лошадь и помчался по склону; он летел как стрела, я знаю, быстрее никто никогда ни в небе, ни на земле не ездил верхом. Он мчался прямо на Тенгиля… и он пролетел мимо него…
А затем снова затрубил боевой рог. Но теперь в него трубил Юнатан. Он вырвал его из рук Тенгиля и трубил в рог так, что звуки разносились по всей долине. Пусть Катла знает: теперь у неё новый хозяин!
Потом стало тихо-тихо. Даже буря успокоилась. Все стояли молча и только ждали. Тенгиль, обезумев от ужаса, сидел верхом на своей лошади и ждал, Катла тоже ждала.
Юнатан снова затрубил в рог.
Тут Катла закричала и в ярости повернулась к тому, кого прежде слушалась так слепо.
