— Собаки нет, иди смело, — неожиданно услыхал он глухой голос.
Ершов вздрогнул и остановился. На крыльце, расставив ноги, стоял высокий, широколицый, заросший густой щетиной мужчина лет сорока. На нем была синяя, выгоревшая на солнце демисезонная куртка и такие же синие, с карманами на коленях хлопчатобумажные брюки. Смотрел он исподлобья, и, может быть, от этого его темные, наполовину прикрытые бровями глаза казались обрезанными.
— Ну, ну, смелее, — сказал мужчина. — Я не кусаюсь.
— Вы Бакшеев?
— Попал точно. Небось, Ротов прислал.
— Он, он! — с необъяснимой поспешностью ответил Ершов. — Спрашивает, когда вы на работу выйдете. Я с вами вместо Фонарева летать буду. Заблудился я тут, хорошо женщину встретил, она рассказала, куда идти.
— Летчику блудить не следует, — сказал Бакшеев. — Начинающий летчик должен со своего чердака узнавать соседний двор, а дом командира — тем более. Ну да ладно, на первый раз прощаю.
Бакшеев сунул гаечный ключ в брюки, спустился с крыльца, открыл калитку.
— Заходи в дом, — все тем же ровным голосом пригласил он.
Первое, что бросалось в глаза в доме Бакшеева, так это огромная полетная карта. Она занимала полстены. Точно такую же видел Ершов в аэропорту в штурманской комнате. Рядом с картой на тонком ремешке висел планшет, левее, на подоконнике, стояли авиационные часы, а снаружи, за стеклом, торчал самолетный термометр.
После того как ушла жена, Бакшеев жил вдвоем с дочерью. Вообще-то поначалу он остался один, жена забрала и дочь. В свое время в аэропорту было много разговоров: одни осуждали Бакшеева, другие оправдывали его. Но через некоторое время дочь вернулась к отцу и разговоры смолкли.
— Вот что, не в службу, а в дружбу, пока магазин не закрыт, слетай, возьми бутылку. — Бакшеев, как бы извиняясь, развел руками. — Приятель должен прийти. Я сам хотел сходить, да тут у соседки несчастье — трубу прорвало, дома, кроме ребятишек, никого.
— А я уже взял, есть у меня, — сказал Ершов, подивившись проницательности Падукова, и достал из портфеля приготовленную бутылку.
— Ох, и летчики пошли, — с какой-то неприятной интонацией произнес Бакшеев. — Тебя надоумили или сам догадался?
Ершов приподнял голову и увидел темные холодные глаза. На миг ему показалось, что на него навели двухстволку.
— Да что вы! У меня случайно в портфеле оказалась, — начат выкручиваться Ершов. — Вот я и подумал, чего бежать в магазин, когда есть.
— Ну ладно, коли так, — смилостивился Бакшеев.
Едва Ершов выставил на стол бутылку, как на улице хлопнула калитка, запели на крыльце ступеньки и в дом влетела молоденькая девушка. Быстрыми глазами она оглядела незнакомого летчика, улыбнулась, затем взгляд прыгнул на стол, на бутылку с водкой, улыбка тотчас же погасла. Молча повернувшись к вешалке, она стала снимать плащ. Бакшеев предостерегающе заморгал Ершову глазами, показывая, чтобы он убрал со стола бутылку. Девушка, резко обернувшись, глянула, как влепила пощечину.
— Танюша, познакомься, — проговорил Бакшеев. — Это мой новый второй пилот.
— Василий Ершов, — представился летчик.
— Очень приятно, — ответила Таня. — Ты мне, папа, что обещал? Сам за сердце хватаешься, а все гуда же.
— Сердце не от нее болит, — нахмурившись, проговорил Бакшеев.
Он вышел в сени, принес велосипедную камеру, отрезал кусок, аккуратно свернул его, сунул в карман.
— Ты посиди, — обратился он к Ершову, — я сейчас быстро вернусь, поговорим.
Проводив взглядом отца, Таня ушла к себе в комнату.
Минут через пять появилась снова, переодетая в спортивный костюм.
— А вы что стоите? Садитесь, — уже мягче сказала она.
— Ничего, постою, — ответил Ершов.
Некоторое время она молча смотрела на него, видимо, решая, как поступить — казнить или миловать?
— Значит, вы будете с моим отцом летать?
— С вашего позволения, начнем, — улыбнулся он.
— Так не начинают, так заканчивают, — быстро проговорила она, кивнув на бутылку. — Или у вас врожденная наклонность к алкоголю?
Разговор принял нежелательный оборот, и Ершов решил его не поддерживать. На улице вновь потемнело, полил дождь, оставляя на стеклах тонкие водяные царапинки. Некоторое время Таня стояла, облокотившись на спинку стула, и смотрела в окно.
— Послушайте, а вы знаете десять летных заповедей? — неожиданно спросила она. — Отец говорит: без них лучше не подниматься в воздух.
Ершов удивленно посмотрел на нее:
— Нет, не знаю.
— Неужели отец не спросил? Странно. Обычно он с этого начинает. Первая, — Таня загнула палец, — держи фонарь в чистоте. На посадке можешь не увидеть землю. Вторая: не шуруй ногами — не дрова возишь. Третья: кто хозяин высоты, тот хозяин боя. Четвертая: увидел точку в небе — считай, условный самолет противника.
— Какой противник? Сейчас же не война, — улыбнувшись, перебил Ершов.
— Ничего. Полетаете с отцом — поймете. У него всегда война, всегда боевые действия.
— Ну, это ты зря.
— Не перебивайте, я еще не все сказала, — Таня на секунду задумалась. — А волшебное слово из двадцати букв знаете?
— Нет, — признался он.
— Тогда совсем пропали. Слово это «предусмотрительность». У отца это главная заповедь. Он хочет все предусмотреть, но обычно все наоборот получается.
Ершов скосил глаза на дверь, где на листе бумаги красным фломастером было крупно написано:
«Уходя, проверь:
1. Выключен ли свет, утюг и другие электроприборы.
2. Закрыт ли кран.
3. Есть ли мелочь на автобус.
4. Лежит ли в кармане ключ от квартиры.
5. Открыта ли форточка для кота Васьки».
Пункт пятый приписан чернилами — видимо, постаралась дочь. «Настоящая контрольная карта, как в самолете!» — подумал Ершов.
Вскоре пришел Бакшеев. Он долго не входил в дом, громыхая в сенях железяками.
— Папа, я на тренировку пойду, после седьмого — соревнования, — сказала Таня, едва Бакшеев переступил порог.
— Валяй, — коротко разрешил он.
— Может, вам чай поставить? — Таня покосилась на бутылку с водкой.
— Иди, иди, пить не буду, — перехватив ее взгляд, проговорил Бакшеев. — Что-то мне нездоровится.
— Может, тебе врача вызвать? — забеспокоилась Таня.
— Зачем? Я думаю, пройдет, вот только начну летать. Пройдет. Засиделся — все от этого.
Проводив Таню, Бакшеев некоторое время с ног до головы оглядывал Ершова. Каждый год в отряд приходило пополнение, и Бакшеев, как инструктор, обычно первым проверял теоретическую подготовку, затем проводил аэродромную тренировку. Но раньше приходили в основном с Ан-2, уже понюхавшие воздух. Этот был с экспериментального выпуска. Бакшеев знал: с такими надо было начинать все с начала, с азов. Разглядывая своего будущего второго пилота, Бакшеев пытался понять, что за человек перед ним. С чего начать, как повести с ним разговор?
