Видимо, благодаря этому бдительность моя ослабла, и в середине следующего пролета я снова полетела со ступенек, на этот раз очень больно ударившись костяшкой на левой щиколотке.
Остальные пролеты, во избежание переломов конечностей, я преодолевала, уже крепко держась за перила, но несмотря на это, оступалась еще несколько раз. Правда, уже без падений.
Оказавшись на ровной поверхности и двинувшись по коридору в направлении склада, я чувствовала довольно ощутимую боль в щиколотке и немного прихрамывала, но все еще относилась к происходящему с юмором.
«Вроде и не пила вчера», – с усмешкой думала я, ковыляя к складу.
Подождав, пока медлительная кладовщица отмерит потребное количество бархата, ситца и эксцельсиора, я взяла все это в охапку и отправилась обратно. Теперь у меня не было возможности держаться за перила, так как обе руки были заняты.
Памятуя о том, как проходил спуск, я старалась подниматься по ступенькам со всей возможной осторожностью, но несмотря на это, где-то на середине второго пролета снова упала. Впрочем, на этот раз обошлось без повреждений, поскольку в руках у меня была целая кипа тканей, которую я, падая, успела бросить на место приземления.
Да, приземлилась я удачно, но нехорошее подозрение уже зародилось в голове, и несмотря на то, что физической боли я не ощущала, моральное мое состояние становилось все хуже.
Что за мистификация? Теперь я уже на полном серьезе стала вспоминать, не выпила ли или не съела ли я вчера чего-нибудь этакого?
Но ничего такого не было. Обычный кофе, обычные полуфабрикаты на ужин. Все это я употребляла и вчера, и позавчера, и неделю назад. Нет, с этой стороны не могло быть никакого подвоха. Тогда в чем дело? Почему я ни с того ни с сего начала падать с лестницы, по которой, наверное, уже тысячу раз спускалась и поднималась без всяких проблем?
Сидя на тряпках, я сняла обувь и осмотрела подошвы. Но на них не было ничего необычного. Подошвы как подошвы. Гладкий черный пластик, немного грязноватый на вид, но отнюдь не смазанный маслом или еще каким-то усиливающим скольжение веществом.
Так в чем же дело?
Может быть, это сказывается усталость? Ведь работа действительно достаточно тяжелая и, главное, непривычная для меня. Может быть, это нечто вроде физического стресса? Но если бы это было так, то я чувствовала бы постоянное недомогание, а я ничего подобного не чувствую и не далее как вчера, вернувшись с работы очень уставшей, довольно быстро пришла в форму с помощью стандартной процедуры контрастного душа. Нет, и физической усталостью мою сегодняшнюю эквилибристику на лестнице навряд ли можно было объяснить. Но тогда что?
Преисполненная сомнений и подозрений, я как только можно медленно вползала вверх по злополучной лестнице. К тому моменту, когда я достигла площадки, где находилась дверь в декораторский цех, я успела мысленно перебрать все возможные и невозможные предположения, касавшиеся причин моей странной неустойчивости.
«Она все время куда-нибудь падала, – предательски подсовывала память обрывки моего недавнего разговора с монтировщиками. – Даже на этой лестнице сколько раз…»
Да, совпадение было слишком очевидным. Но – как? Каким образом мог кто бы то ни было спровоцировать мои падения на лестнице, не только не находясь рядом со мной, но вообще пребывая вне поля моего зрения? Просто колдовство какое-то!
Тут я совершенно некстати припомнила, что и Глеб, и Саша из плотницкого цеха, и даже Наталья, а в особенности Лиля любили иногда поговорить о том, что театр – это совсем особенная территория и здесь могут происходить вещи необъяснимые. И в доказательство обязательно приводили какое-нибудь мистическое совпадение или сбывшуюся примету. Причем обязательно плохую.
«Не иначе как в декораторском цехе действует правило «четвертый – лишний», – со злой и несколько уже истерической иронией думала я. – Что ж, если так, мне остается только дождаться, когда в следующий раз из плотницкого цеха начнут спускать на сцену декорации. Кажется, они сейчас как раз заканчивают троны для принца и для этой, как там ее… Брунгильды, Сильфиды… не помню… Короче, для злой феи. Не иначе это ее рук дело. Взяла, да и заколдовала меня. Не лезь, мол, с детективным рылом в художественный ряд».
И тут меня снова некстати осенило. Я вспомнила, что злую фею в «лебедях» играет моя любимая актриса и близкая подруга Натальи Татьяна Чурсинова, что она часто бывает у нас в гостях и, разумеется, общается не только с Натальей, но и со всеми нами. Наверняка также она общалась и с Оксаной, и нет ничего невероятного в том, что последняя, учитывая ее своеобразный характер, могла сделать или сказать что-нибудь такое, что спровоцировало бы…
Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Что это я в самом деле? По собственной невнимательности пару раз поскользнулась на лестнице и готова уже весь театр обвинить. Нет, это никуда не годится.
Тут меня осенило в третий раз, но теперь удачно. Я нашла козла отпущения, нашла, на кого свалить вину за все мои сегодняшние неприятности.
Все это Боба, это он во всем виноват. Если бы своим дурацким поведением он не загнал в мое подсознание мысль, что во избежание неприятностей мне лучше найти убийцу, чем подтвердить, что все происшедшее с Оксаной было простым несчастным случаем, если бы не это, разве стала бы я с такой лихорадочной настойчивостью искать подозреваемых? Разве стала бы на каждое новое лицо, которое появлялось в поле моего зрения, смотреть только с одной-единственной точки зрения, а именно: могло или не могло это лицо быть причастным к предполагаемому убийству? Разумеется, нет. Если бы не Боба, я спокойно проанализировала бы ситуацию и спокойно сделала бы логически обоснованные выводы. А с этим моим психозом скоро дойдет до того, что я, вместо того чтобы пытаться выяснить, как было дело, начну искать наиболее подходящую кандидатуру на роль подозреваемого.
Нет, это действительно никуда не годится! Нужно взять себя в руки.
Именно это и попыталась я сделать, открыв дверь в цех. Все было как обычно, по углам не таились злодеи, Алена улыбалась, Оля была сосредоточена, а Наталья как раз выходила из нашей комнатки.
– Ну что, получила?
– Получила.
– А эксцельсиор?
– Тоже получила.
– Так, значит, будем сегодня красить. Девочки пускай задником занимаются, а ты будешь мне помогать. Нужно, чтобы краска ровно легла. Это у нас будет море.
Мне было известно, что репетиции «лебедей» уже практически закончились, было уже два прогона. Хотя премьерный спектакль еще не прошел, но, по всей видимости, работа приглашенного режиссера произвела хорошее впечатление на руководство, и ему доверили ставить следующую пьесу. То самое «Ювенильное море», о котором недавно говорили Наталья и Людмила Жеребцова.
Спектакль был очень жизнеутверждающий, о самом пике периода коллективизации, и в качестве декораций к нему в плотницком цехе открыли серийное производство крестов и гробов. Совсем недавно, дня два или три назад я поднялась к ним по какому-то незначительному вопросу и в первые секунды потеряла дар речи, увидев, что по стенам расставлены сбитые из свежеотесанных досок гробы. Но Саша, начальник плотников, поспешил меня успокоить, объяснив, что это для нового спектакля, где по ходу действия то и дело кого-нибудь хоронят.
