Хм… Как хотите, а Лиля могла. Даже очень могла. И продумать могла, и подстроить могла. Хотя Лиля, как и большинство нас, грешных, в общении с окружающими чаще демонстрировала маску, чем свое настоящее лицо, но у меня-то глаз наметанный, мне-то эти маски срывать не привыкать.
Если из двух кандидатур, Лили и Ирочки, выбирать наиболее вероятную, то это, несомненно, будет Лиля. И тот факт, что она менее экзальтированна, чем Ирочка, и не так бурно проявляет свои эмоции, только увеличивает эту вероятность. Да, конечно, человек эмоциональный может и угрожать, и насулить неизвестно чего, но в действительности на практике такие люди редко осуществляют свои угрозы. А вот тот, кто не высказывает, а таит в себе… Нет, Лиля определенно могла.
Но и здесь имелось свое «но». Помнится, когда Наталья рассказывала мне о том, из-за чего у Лили возникла неприязнь к Оксане, она говорила, что в каждом случае, когда Лиля намечала себе кого-нибудь, Оксана именно с ним начинала заигрывать. В каждом случае. То есть, очевидно, таких случаев было несколько. Другими словами, хотя, конечно, с каждым разом Лилю поведение Оксаны все больше раздражало, но не было из этих случаев какого-то выдающегося. Некоего из ряда вон выходящего происшествия, которое можно было бы рассматривать как последнюю каплю и соответственно мотив. Хотя у Лили, несомненно, хватило бы способностей, чтобы организовать преступление, но мотивация, на мой взгляд, не слишком убедительная.
Не следует забывать также и о том, что на мой коварный вопрос, жалел ли кто-нибудь об Оксане после того, как она вывалилась из люка, Лиля отреагировала вполне естественно. Ничто не указывало на то, что, затрагивая эту тему, она ощущает какую-либо скованность или неловкость. А это также косвенно указывает на непричастность.
Что ж, пожалуй, и Лиля пока отправляется во второй список.
Кто там еще? Еще претензии к Оксане могла иметь обладательница одного из голосов, которые я слышала в курилке, но кто это, мне пока неизвестно, а следовательно, и рассуждать о силе этих претензий не имеет смысла.
Итак, каковы же окончательные выводы? На сегодняшний день наиболее вероятный кандидат в подозреваемые – это актер Степан Владимирский. У него был мотив и у него была возможность, поскольку актеры, хотя и не так часто, как, например, сварщик Глеб Александрович, но все-таки заходили в цеха со своими насущными актерскими вопросами.
В плотницком цехе, из которого выпала Оксана, кроме самих плотников, располагались еще и бутафоры и, самое главное, – театральный «обуватель» Юрий Владимирович Нестеров. К нему постоянно наведывались актеры и в особенности актрисы – для примерки и обсуждения животрепещущих вопросов пошива обуви на спектакли. Так что возможность у Владимирского была.
Уже засыпая, я наметила для себя два наиболее важных направления действий на ближайший период времени.
Во-первых, необходимо было проверить Владимирского на возможную причастность к смерти Оксаны. В частности, узнать, могло ли быть у него алиби на это время. И во-вторых, определить, кому принадлежал более низкий из двух голосов, услышанных мною в длинном коридоре, и кто из актрис имеет виды на Владимирского.
Четко отметив для себя эти пункты, я моментально уснула с приятной мыслью, что день прошел не зря.
Глава 5
Следующий трудовой день начался с оживленной дискуссии по поводу нюансов оформления нового спектакля.
Придя на работу, я застала в нашей комнатке, кроме Натальи и девчонок, еще Людмилу Жеребцову, художника-постановщика, под чутким руководством которой мы и колдовали над всеми этими задниками, суперами, костюмами и аппликациями.
– Наташа, вот смотри, здесь будет бархат, а здесь я хочу сделать такую… как бы это сказать… ну, типа жабо, только на рукаве. И это нужно будет покрасить. Вот видишь, как на эскизе, чтобы цвет переходил. Здравствуй, Таня. Так вот, я говорю, чтобы цвет переходил постепенно. Вот видишь, тут сначала очень темный фиолетовый, потом сиреневый, бледнее, еще бледнее, потом розовый, но здесь уже пастельный тон и потом он сходит совсем на нет. Да?
– Понятно, сделаем.
– Только вот я думаю, что лучше – шифон или эксцельсиор?
– Не знаю. По-моему, эксцельсиор лучше, он такой, как бы весь струящийся, а шифон все-таки жестковат.
– Ну да, вот и я тоже думаю… Ну, значит, тогда будем заказывать эксцельсиор.
В этот момент дверь в комнатку открылась и очам нашим предстал человек, с которым лично мне еще не приходилось встречаться. По-видимому, он был здесь своим, так как держался весьма раскованно.
– Добрый день, – сказал он. – А вы не знаете, Азатов здесь?
– Пока не приходил, – ответила ему Жеребцова.
Незнакомый мне человек вышел, и в нашей комнатке возобновился разговор об оформлении нового спектакля.
Это была детская сказка про диких лебедей. Та самая, где преданная сестра плетет своим двенадцати братьям рубашки из крапивы, чтобы они могли круглые сутки оставаться людьми, а не превращаться каждый вечер в птиц. Оформление спектакля было очень красивым, стилизованным под готику, и все костюмы, мебель и прочие предметы, с которыми имел дело декораторский цех, мне очень нравились.
– Что это вдруг Владислав Викентьевич объявился? – спросила Наталья, когда все основные моменты по оформлению «лебедей» были оговорены. – Не иначе погода испортится.
– Шаров новую постановку готовит. Хочет классику ставить.
– Да? Что именно?
– Достоевского. «Вечный муж».
– И постановщиком Иванова возьмет?
– Не-а. Я слышала, из Питера кого-то уже пригласили.
– Запоздал он.
– Это да.
– А насчет Валеева ничего не слышно?
Валерий Валеев был приглашенным режиссером, который и ставил наших «лебедей». Насколько мне было известно, эта сказка являлась для него неким пробным камнем, призванным определить, будут ли с ним работать дальше.
– Да вроде бы собираются дать ему еще один спектакль, – сказала Жеребцова. – Взрослый. По Платонову, «Ювенильное море».
– Ого.
– Это да. Ладно, пойду я. Нужно еще к Нестерову зайти насчет сапог для лебедей. Там голенища нужно… Ладно, это с ним. Успехов вам, девочки.
– До свидания.
Жеребцова ушла, а мы принялись за практическое воплощение ее фантастических замыслов.
– А кто это сейчас заходил? – с самым простодушным видом поинтересовалась я.
– Когда?
– А вот сейчас, когда вы обсуждали, что лучше, шифон или эксцельсиор.
– А-а, – на лице Натальи появилась легкая, чуть заметная усмешка. – Это Иванов, Владислав Викентьевич. То есть сам он утверждает, что его фамилия Ива́нов, ударение на «а». Он тоже художник-постановщик.
– А что он ставил?
– Да уж давно ничего не ставил. Вот прослышал, видимо, что Шаров новую постановку затевает, ну и решил объявиться, мол, вот он я. Только, похоже, не очень-то его ждут…
