– Джамиля Абдулкеримовна, мы обязательно со всем разберемся, – мягко сказал Дорошин. – И вы, и ваши дочери обязательно узнаете правду. Я, конечно, не могу гарантировать, что она вам понравится, но лгать вам не буду ни при каких обстоятельствах. Договорились? Надо просто немножко подождать.
– Хорошо, мы подождем, – обреченно вздохнула женщина. – Вся жизнь под откос пошла. Ничего не осталось. Как жить будем, не знаю. Как девчонок мне дальше поднимать? На кого опереться?
На этот тяжелый вопрос у Дорошина не было ответа, и Джамилю ему было искренне жаль. Но он ничем не мог ей помочь.
Проводив Газаеву до двери и попрощавшись с Альмагуль и Дилярой, бережно взявшими мать под руки, он собирался вернуться в свой кабинет, но был остановлен коллегой из соседнего отдела.
– До чего ж ты, Витя, неуловимый, – сообщил тот, дружески хлопнув Дорошина по плечу. – Попросил меня данные по Стекольщику тебе дать, а сам на работе не появляешься. То ты в командировке, то на объекте, то еще где-то. А я бегай за тобой, да?
В круговерти событий последнего месяца Дорошин и забыл совсем, что действительно просил дать ему все, что было у коллег по Стекольщику, бывшему бандиту, ныне благополучному бизнесмену, пытавшемуся отжать у дорошинского дяди земельный участок на берегу Волги. Теперь, когда участком владел сам Виктор, ему точно ничего не угрожало, поскольку о полковника Дорошина Стекольщик уж точно зубы обломал бы, но тем не менее начатое дело нужно было довести до конца хотя бы для того, чтобы обезопасить от притязаний Стекольщика остальных пожилых владельцев лакомых кусков земли.
– Так чего, Витя, тебе Стекольщик уже не нужен, что ли? – вывел его из раздумий голос коллеги. – Выходит, зря я за тобой бегал?
– Нужен-нужен. – Дорошин протянул руку, чтобы забрать листок бумаги, который коллега держал в руках. – Ты прости, забегался я, все из головы вылетело.
– Ладно, что, я работы нашей не знаю? Ни сна, ни отдыха измученной душе. На, держи. Стекольщик наш – в миру добропорядочный гражданин Альберт Петрович Стеклов. Вот тут адрес, по которому его фирма располагается, ниже домашний, ну и телефоны все, как положено.
– Спасибо, – машинально сказал Дорошин, в голове которого гудел набат, бил в правый висок, вызывая головокружение и мушки перед глазами.
Сквозь тучи летающих черных жирных мушек Дорошин пытался сложить в единый текст буквы, что скакали перед ним на белом листе бумаги. «Альберт Стеклов», – прочитал он и начал сначала. «Альберт Стеклов». Муж его Ксюши. То есть теперь уже не его, но все-таки Ксюши.
И это внезапное открытие придавало делу о пропаже картин из галереи совершенно новый поворот.
* * *
Возникший в голове в момент неприятного известия набат никак не утихал. Наоборот, Дорошину казалось, что он гудит все громче и громче. Его эхо отдавалось в черепной коробке, выгоняя оттуда все мысли. У Дорошина звенело в ушах и все плыло перед глазами.
«Не хватало еще в обморок грохнуться, как истеричная барышня», – зло подумал он, но голова противно кружилась, да так сильно, что он понял, что ему срочно нужно сесть. На ногах, отчего-то ставших ватными, он добрел до своего стула и плюхнулся на него, переводя дыхание от неожиданно навалившейся слабости.
В кабинете, казалось, стало еще холоднее. Так холодно, что Дорошина начал бить крупный озноб, даже зубы клацнули пару раз. Он упрямо сжал челюсти. «Да что это со мной, черт бы меня подрал».
Неслушающимися руками он достал телефон и потыкал пальцем в кнопки.
– Здравствуй, Виктор, – отозвался аппаратик ангельским голосом Ксюши. Женщины-цветочка, похоже замешанной в истории с кражей редких полотен. Сейчас Дорошин в этом практически не сомневался.
– Здравствуй, Ксю… Ксения. – Собственный голос казался ему наждаком, раздирающим сухую гортань. Он пытался сглотнуть, но не мог.
– Оу, что уже так официально? – весело осведомилась Ксюша. – Прошла любовь, завяли помидоры? Да, Дорошин?
– Скажи мне, твой муж, Альберт Петрович Стеклов знал, какие ценности хранятся в галерее? Почему ты сразу не сказала мне, что он может быть причастен к краже?
– Кто? Алик? – Удивление Ксюши выглядело очень натуральным, если только она не была замечательной актрисой. – Дорошин, да ты с ума сошел! Алик, конечно, в прошлом не ангел, но, во-первых, он сейчас – добропорядочный бизнесмен…
– Знаю я, какой он добропорядочный. – Слова отдавались в голове, во рту появился неприятный металлический вкус, будто Дорошин долго и обстоятельно лизал ржавый гвоздь. – Запугивает стариков, чтобы отобрать у них лакомые участки под строительство. Бросает на участки бутылки с горючей смесью, заставляет продать землю, доводит до инфаркта. Сволочь!
– Ну, я его дел не знаю, хотя в том, что он – сволочь, даже не сомневаюсь. Но, Дорошин, во-вторых, Алик вообще ничего не понимает в живописи в частности и в искусстве вообще. Он не увлекается собирательством, и он не будет делать деньги на краденых картинах, понимаешь? Я не знаю, что ты там себе вообразил, но Алик тут совершенно точно ни при чем.
– Ему не нужны деньги?
– Деньги? – Ксюша помолчала, видимо задумавшись. – Пожалуй, да, ему не нужны деньги. Я не знаю, как тебе это объяснить, но для него важен сам процесс делания денег, а не результат в виде количества нулей на банковском счету. Алик – по натуре строитель, делатель, дуер, как говорят англичане. Ему важно построить систему, которая будет работать и приносить деньги, а не украсть без всякой системы. Психотип другой, Дорошин, если ты понимаешь, о чем я.
В данный момент Дорошин вообще плохо понимал что-либо. Он физически ощущал, как ему становится все хуже и хуже. Резало глаза, и он вдруг так сильно захотел спать, как будто не спал трое суток.
– Я тебе потом позвоню, – вяло сказал он и отключился, несмотря на то что Ксюша что-то еще говорила в трубке.
В кабинет кто-то заглянул. Через пелену, застилающую глаза, Дорошин не мог разобрать, кто именно. Он опустил голову на сложенные на столе руки и закрыл глаза, потому что был больше не в силах смотреть на свет.
– Виктор Сергеевич, вам плохо?
Сквозь вату, которой были напрочь забиты уши, до Дорошина доносился голос Елены Золотаревой. Не поднимая головы, он помотал ею, отгоняя наваждение.
– Виктор, посмотри на меня, что случилось?
Проклиная навязчивый голос, который заставлял его поднять налитую чугуном голову с бьющим внутри набатом, он совершил усилие и посмотрел на человека, что стоял рядом. Странно, но это действительно была Елена.
– Уйди, – попытался крикнуть он, но вместо крика из горла вырвался лишь какой-то непонятный сип. Сил совершенно не было.
– Господи, Вик, да что с тобой такое. – Она шагнула к столу и положила ему на лоб прохладную руку. Как ни странно, несмотря на съедающий его холод, от руки стало теплее и сильно легче. – Да у тебя температура, ты весь красный и горишь просто. Ты что, заболел?
