Виктор моргнул, прогоняя морок, но тот не развеялся, а остался на экране в виде двух женских фигур. Одна из них, Золотарева, что-то торопливо говорила, видимо предлагая уйти. Вторая, Склонская, решительно надавила на пипочку звонка второй раз. Трель разлилась по коридору, Дорошин замотал головой, избавляясь от трезвона в ушах и нажал на кнопку, отпирающую замок калитки. На черно-белом экране калитка захлопнулась с мягким чпоканьем, дамы прошли по дорожке, ведущей к крыльцу, и пропали из виду. Практически сразу же раздался стук во входную дверь. Соляной столп Виктор Дорошин отмер и метнулся открывать, впуская непрошеных гостий в дом.
– Витенька, мальчик мой, – Мария Викентьевна, в отличие от своей молодой коллеги, не выглядела смущенной ни капли, – вы уж извините, что я позволила себе прийти к вам так по-свойски, без предупреждения, да еще и Леночку с собой привела. Просто нам нужно было обязательно с вами повидаться, и желательно не в галерее, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Дорошин заверил, что не видит в их внеплановом визите ничего страшного и протянул Склонской красные тапочки. Она чуть погрустнела, увидев их, но тряхнула головой, видимо прогоняя воспоминания, переобулась, пристроила на вешалку у двери свою каракулевую шубу и прошла внутрь, недоуменно оглянувшись на свою спутницу. Чего, мол, копаешься?
Золотарева действительно так и стояла у самого входа, словно не решаясь сделать ни шагу. Бледная, дрожащая, она даже не расстегнула свой бесформенный пуховик, лишь размотала шарф на голове, явив миру тугой узел бесцветных волос. Дорошин заметил, что очки у нее запотели в тепле, но она не протирала их, хотя наверняка ничего не видела. Видимо, от смущения.
Ее панический ужас от того, что она находится в его доме, был так очевиден, что Дорошин внезапно разозлился. Он не насиловал престарелых девственниц, не пил кровь младенцев и вообще не делал ничего, способного вызвать столь сильный страх. Елена же боялась. По-настоящему боялась. И ему становилось все интереснее, чем вызваны и ее страх, и ее приход в его дом.
– Проходите, Елена Николаевна, – сухо сказал он, – смею вас заверить, что я не кусаюсь. Мария Викентьевна, хотите чаю?
– Я заварю, Витенька, если вы разрешите мне похозяйничать. У нас с Коленькой была такая традиция. Приходя в этот дом, я всегда заваривала чай, и мы пили его с ватрушками, которые я приносила с собой. Я и сегодня их принесла.
Она полезла в холщовую сумку, которую держала в руках и стала доставать завернутые в вафельное полотенце плюшки с творогом и брусникой. Упоительный аромат заструился по кухне, рот Дорошина непроизвольно наполнился слюной. Он вдруг подумал, что Склонская специально придумала повод для этого визита, чтобы снова вернуться в то общее с его дядей прошлое, которое теперь было невозможно. Оттого и Леночка эта так трясется и переживает, потому что причина их визита надуманна, и он, Дорошин, еще чего доброго, может подумать, что она пришла оттого, что к нему неравнодушна.
От пришедших в голову форменных глупостей он фыркнул, как конь на водопое, заверил Склонскую, что она может хозяйничать и чаевничать, сколько ее душе угодно, фактически выдрал из рук Золотаревой снятый все-таки пуховик, в который она вцепилась мертвой хваткой, сообщил, что надетые на ней угги можно не снимать, потому что вторых женских тапочек у него все равно нет, и махнул рукой в сторону кухни. Мол, проходите уже, не стесняйтесь.
– Мария Викентьевна, пока вы чай завариваете, я поднимусь на второй этаж, мне нужно кое-что там закончить, – сказал он, скорее для того, чтобы дать несчастной Леночке время освоиться. – Минут через десять я буду полностью в вашем распоряжении. Это здорово, что вы решили ко мне заглянуть. Я все равно собирался с вами поговорить. С обеими.
Ему показалось, или Елена Золотарева вздрогнула и побледнела еще больше, хотя это вряд ли было возможным. Он провел на втором этаже не десять, а пятнадцать минут, залихватски стуча молотком и раздумывая над тем, что, собственно говоря, нужно от него дамам внизу. Так ни до чего и не додумавшись, но решив, что дамы уже вполне освоились без него, он сбежал вниз, не без удовольствия отметив и со вкусом накрытый стол, и порозовевшие щеки Золотаревой. Чай исходил ароматным паром, плюшки просто просились в рот, и Дорошин внезапно подумал, что удача, пожалуй, может выглядеть по-разному.
– Витенька, вы сказали, что хотели с нами поговорить, – начала Склонская, едва дав ему усесться за стол, – такое совпадение, нам, точнее, Леночке тоже нужно с вами поговорить. Она мучается уже довольно давно, и я, как только узнала об этом, сразу же сказала ей, что носить в себе тяжкий груз неправильно, а потому она должна обязательно с вами встретиться. Вы уж извините, Витенька, но я решила, что не надо ждать понедельника. Просто здесь, в этом доме, даже стены помогают. Здесь воздух другой, атмосфера особенная, здесь нам будет легче понять друг друга.
– Я не против, более того, я даже рад вашему визиту, – сказал Дорошин. – Елена Николаевна, я не смогу вам обещать, что сохраню в тайне то, что вы мне скажете, но выслушаю вас внимательно и беспристрастно.
– Спасибо, – сказала она, впрочем, уже довольно спокойно. То ли освоилась в незнакомом месте, то ли решила, что, снявши голову, по волосам не плачут.
– Итак, если я правильно понял, то Мария Викентьевна пришла с вами просто за компанию, так что если вы хотите, то мы можем оставить ее здесь, а сами перейти в другую комнату, чтобы поговорить наедине.
– У меня нет тайн от Марии Викентьевны, – решительно сказала Золотарева.
– Вы в этом уверены? Вы, конечно, знаете, что хотите рассказать мне, но вы не в курсе, что я собираюсь спросить у вас. Так что время передумать еще есть. Я думаю, что Мария Викентьевна не обидится.
– Боже мой, у меня нет ничего, что требовалось бы скрывать. – В ее голосе зазвучал металл, и Дорошин понял, что эта женщина вовсе не слабохарактерная. – Я была не в восторге от идеи тащиться к вам домой, Мария Викентьевна меня уговорила, поэтому мы будем разговаривать при ней. Как раз на этом я настаиваю.
– Хорошо. – Дорошин пожал плечами и налил себе еще одну чашку чаю. – Тогда давайте начнем. Я думаю, что знаю, отчего вы решили со мной поговорить, Елена Николаевна. Вы решили признаться, что вы – потомок тех самых Золотаревых, которые были родственниками Архипа Куинджи?
Такое изумление не могло быть наигранным. Елена именно изумилась, а не испугалась, в этом Дорошин был убежден.
– Что? Какое отношение к происходящему может иметь мое происхождение? – спросила она. – И почему мне нужно в этом признаваться? Что, факт родства бросает тень на мою репутацию?
– Погоди, Лена, – остановила молодую женщину Склонская. – Кажется, я понимаю, что Виктор имеет в виду. Он считает, что раз не ты первая рассказала ему про родню своего деда, то это автоматически делает тебя подозреваемой в краже работ Архипа Ивановича.
– Что? – Елена переводила недоумевающий взгляд со Склонской на Дорошина и обратно. – Погодите, я ничего не понимаю. Вы считаете, что это я обокрала галерею?
