В Японии специально обученные повара готовят особое деликатесное сасими – фугу. Белое мясо рыбы-шар (иглобрюха) режут сырым и выкладывают на блюдо в виде цветка. Гурманы платят большие деньги за блюдо, напоминающее тонким сладковатым вкусом сырую рыбу помпано. Фугу требует очень тщательного обращения, ведь, в отличие от помпано, иглобрюх чрезвычайно ядовит. Причем это не форма химической защиты, как можно подумать: для обороны рыба-шар глотает воду и так раздувается, что мало кто из хищников может ее проглотить. И все же ее шкура, икра, печень и кишки содержат тетродоксин, один из опаснейших известных ядов – в сотни раз сильнее стрихнина или цианида. Крошка размером с ноготь может убить целую семью. Если умелый повар не удалит полностью яд, чревоугодник умрет почти сразу. Именно в этом главное достоинство блюда – в возможности наслаждаться смертельно опасной пищей, в преодолении страха, который приходится подавлять во время еды. И все же у японцев приготовление фугу – традиционное искусство, имеющее множество поклонников. Больше всего уважают тех поваров, которые умудряются оставить легчайший намек на яд, ровно столько, чтобы пощипывало губы, напоминая о том, что гурман находился рядом со смертью, но она прошла мимо. Правда, каждый год умирают несколько любителей фугу, но других это не останавливает. Самые отчаянные из них заказывают тири, мясо рыбы-шар, тушенное в бульоне из ядовитой печени или кишок. И нельзя сказать, что поклонники фугу не осознают большой вероятности отравиться токсинами иглобрюха. Древние египтяне, китайцы, японцы и представители ряда других культур очень подробно описывали отравление фугу: сначала кружится голова, немеют рот и губы, затрудняется дыхание, начинаются болезненные спазмы, синеют губы, возникает сильнейший зуд, будто по телу ползают полчища насекомых, начинается рвота, расширяются зрачки, а потом человек погружается в беспробудный сон, вернее, нервный паралич, во время которого жертвы часто сознают, что происходит вокруг и почему умирают. Но иногда они приходят в себя. В Японии, если кто-то умирает, отравившись фугу, родственники выжидают несколько дней, прежде чем хоронить усопшего: вдруг человек очнется. Известно много случаев, когда отравившегося фугу чуть не погребали заживо, и он, очнувшись в последний момент, описывал в ужасающих подробностях свои похороны, во время которых отчаянно пытался крикнуть или показать знаком, что жив, но не мог пошевелиться.
И, хотя употребление фугу в пищу – почти то же самое, что и «русская рулетка», в этой традиции есть и определенная эстетика. Она заставляет задуматься об условиях, которые мы в шовинистическом стремлении все упрощать называем «человеческими». Мы, которым суждено однажды исчезнуть с лица Земли, перейти в состояние, исключающее саму возможность восприятия, именуемое смертью, всю жизнь играем со смертью, разжигаем войны, развлекаемся тошнотворными фильмами ужасов, в которых маньяки терзают и убивают своих жертв, приближаем собственную смерть ездой на быстроходных автомобилях, курением, самоубийствами. Мы неотвязно думаем о смерти, и это неудивительно, но очень странно реагируем на нее. Мы постоянно имеем дело с ураганами, разрушающими дома, пыльными бурями, уничтожающими посевы, наводнениями и землетрясениями, поглощающими целые города, ужасными болезнями, которые то сжирают костный мозг, то калечат, то сводят с ума. Эти кошмарные бедствия являются, не дожидаясь приглашений, и раздают ужасы как милостыню – и можно было бы ожидать, что в противостоянии силам Природы люди сплотятся, объединят усилия, станут союзниками и перестанут сами устраивать друг другу бедствия и разрушения. Смерть и сама отлично справляется. И удивительно, что люди, а порой и целые страны делаются ее добровольными сообщниками.
Фильмы ужасов много говорят о нас и наших пищевых безумствах. Я не о тех, где маньяки с бензопилами и бритвами терзают одиноких женщин ради того, чтобы остаться в одиночестве или выполняя чей-то заказ, – хотя и это весьма ужасает. И не об историях с участием потусторонних сил, где мы громко ахаем, когда в финале из хаоса восстанавливается порядок. И не о жутких детективных историях, по окончании которых кажется, будто во Вселенной временно стало меньше случайности, насилия и необъяснимости. Сильнее всего нас очаровывают фильмы, в которых злобные чудовища, наделенные неодолимой силой и хитростью, охотятся на людей и поедают их. И не важно, будут ли это прыткие «Землеройки-убийцы», или мрачные «Люди-кошки», или абстрактные «Волки», или безымянные, брызжущие кислотой «Чужие». Суть всегда одна и та же. Именно это направление доминирует в жанре. И мы жадно припадаем к ужасам такого сорта.
Истина проста, и состоит она в том, что мы, похоже, никак не привыкнем к своему положению на самой верхушке пищевой цепи. И это сильно тревожит нас – иначе мы, поколение за поколением, не снимали бы фильмы с одним и тем же приемом нагнетания ужасов: привычный порядок вещей разрушен, и мы превратились в корм. Ладно, мы самодовольно сознаем себя венцом творения, пока гуляем по Манхэттену, но представьте себе – о, ужас! – что на других планетах мы являемся нижнимзвеном пищевой цепи! Что страшные как черти «чужие» хватают людей, откладывают в их тела свои червеобразные личинки и подвешивают на осклизлых крючьях в своих кладовых для продуктов.
Мы мчимся как угорелые в кинотеатры, сидим в темных, похожих на пещеры залах и боремся с ужасом. И видим на экране, что мы в состоянии встретиться с чудовищем и выжить. На следующей неделе или следующим летом мы повторим это снова. И, возвращаясь домой, мы пытаемся уловить цоканье когтей по асфальту, и неестественное пыхтение, и трепет крыльев вампиров. Эпоху формирования человека как еще не обладающего технологиями животного вида мы провели в обоснованном страхе перед львами, медведями, змеями и акулами, которые могли ловить нас – и частенько ловили. Принято считать, что все это мы изжили в себе. Чтобы успокоиться, достаточно взглянуть на аккуратно отрубленный, проштампованный и упакованный кусок говядины на полке магазина. Но феномен цивилизации намного моложе, чем нам хотелось бы думать. Не являются ли фильмы ужасов подобием тех магических рисунков на стенах пещер, поединки с которыми изображали наши предки? И не продолжаем ли мы эти поединки?
Фугу, кажется, имеет мало общего с ядерным вооружением и миром во всем мире, но это маленький индикатор нашего психического состояния. Мы – пусть не все и не всегда – считаем, что угроза жизни на Земле растет. Но более чем достаточно – и достаточно часто – для того, чтобы держать всех нас, миролюбивых, в напряжении, хотя мы предпочли бы спокойно сидеть с друзьями за вкусным обедом.
Красота помогает чудовищам
В знаменитом фильме Жана Кокто «Красавица и чудовище», снятом по мотивам классической волшебной сказки, разумное чудовище живет в волшебном замке, стены и обстановка которого улавливают желания. На спинке кресла чудовища латинская надпись: «Каждый человек – чудовище, если не знает любви». По ночам образованный, гуманный герой-чудовище вынужден отправляться на охоту, загонять оленей и пожирать еще трепещущее мясо, чтобы не умереть с голоду. Потом его тяжело терзает совесть, и все его тело непроизвольно начинает дымиться. В эти мгновения на волю вырывается неосознанный ужас, присущий нашему виду. Как разумные чудовища, мы, чтобы жить, должны убивать другие живые существа. Нам приходится лишать их жизни и подчас причинять ужасную боль. Каждый из нас ежедневно осуществляет или хотя бы молчаливо одобряет мелкие действия, связанные с мучениями, смертью и расчленением. Пещерная живопись отражала уважение и любовь, которые охотник испытывал к своей добыче. В глубине души мы знаем, что жизнь любит жизнь, и все же с удовольствием поедаем другие формы жизни, с которыми делим планету, – убиваем, чтобы жить. Чувство вкуса словно ведет нас сквозь рифы этического фарватера, и парадоксы, которые невозможно разрешить рассудком, тают на фоне обещаний удовольствия.
