В гостиной и на кухне горел свет. Я постучал в дверь, и тут же повернул ручку и открыл ее.
Я уже много лет как перестал ждать, когда мне откроют. В нашем городке было достаточно спокойно, и никто не утруждал себя тем, чтобы каждый раз запирать дверь на замок.
Помахав рукой Кэтрин, выглянувшей из кухни, я бегом поднялся к Джексу в «компьютерную комнату» и плотно закрыл за собой дверь.
Он что-то делал с мониторами, нажимая то на один, то на другой. Я задрал голову.
– Привет, ну так что у тебя? – спросил я.
– Привет. Извини, что вытащил тебя сюда, но я подумал: тебе стоит увидеть это своими глазами.
Подойдя к принтеру, он достал и просмотрел несколько распечаток.
– Что это? – спросил я, снимая рубашку и оставаясь только в серой футболке.
– Честно говоря, на твою приемную мать я ничего интересного не нашел, – Джекс виновато посмотрел на меня. – Извини, но ее жизнь довольно однообразна. Я проверил, где она бывает и чем занимается, и, если начистоту, лучше кабельное посмотреть, чем читать эту скукотень.
Я слегка сгорбился и вздохнул.
Он грустно усмехнулся.
– Не считая того, что она не брезгует услугами мужчин-проституток – а для этого у нее каждый четверг вечером забронирован номер в Four Seasons, – у нее все чисто.
– Тогда зачем я здесь?
Он потупил взгляд, будто задумался, говорить или нет.
Отлично.
Усевшись в офисное кресло, он подъехал ко мне.
– Вообще-то, я нашел кое-что другое. Я копался в истории операций ее кредиток и вот на что наткнулся.
Он протянул мне распечатки и отъехал назад.
Я опустил глаза и пробежал их глазами, не вчитываясь. Некоторые слова сами бросались в глаза: «клиника», «Фэллон Пирс», «женская консультация».
Как только они начали складываться в единую картину, я сжал в руке бумагу.
Наткнувшись на такие слова, как «прерывание беременности» и «сумма к оплате», я притормозил.
Мне было тяжело дышать. Я пытался вдохнуть, но легкие будто не хотели расправляться, и я нахмурился, когда слова начали собираться воедино, как капли жидкости в воздухе, образуя тучу.
Одну большую темную тучу.
Моргнув, я посмотрел на дату. Второе июля. Через пару месяцев после ее исчезновения два года назад.
В глаза бросилась сумма счета. Шестьсот пятьдесят долларов.
Я смял бумагу в комок. Я весь пылал от злости… страха… ужаса. И сам не понимал, что со мной творилось в тот момент. Знал только, что мне не очень хорошо.
Я закрыл глаза. Она была беременна. Моим ребенком.
Шестьсот пятьдесят долларов. Шесть. Сотен. И. Пятьдесят. Долларов.
– Мэдок, Фэллон – моя подруга, – заговорил Джекс. – Но я решил, что ты имеешь право об этом знать. Это был твой ребенок?
У меня заурчало в животе и запершило в горле.
Я сглотнул, и мой голос прозвучал угрожающе, когда я сказал:
– Мне нужно идти.
– Где Фэллон? – крикнул я Эдди.
Вернувшись домой, я пулей понесся наверх, но обнаружил, что кровать пуста. У нее не было ни байка, ни машины Тэйт, так что, если она не ушла пешком, то была где-то здесь.
– М-м-м… – Эдди задумалась, подняв глаза к потолку. – Думаю, в подвале. В последний раз, когда я ее видела, она спускалась туда.
Руки Эдди были перепачканы тестом. Она кивнула на плиту, но я уже бежал в подвал.
– Вы оба так и не поели, – крикнула она мне вслед. – Я вам в комнату принесу! Хорошо?
Не обращая на нее внимания, я сбежал по лестнице и плотно закрыл за собой дверь.
Каменные ступени были покрыты ковром, так что мои шаги были почти неслышны. В подвале горел свет, но было тихо, как в склепе.
Я сразу же нашел глазами Фэллон.
Она сидела в углублении рампы, облокотившись на бортик и согнув ноги в коленях.
Она была одета в длинную белую хлопковую ночнушку и, судя по мокрым волосам, не так давно вышла из душа.
– Я пришла сюда, чтобы Эдди не услышала криков, – объяснила она, прежде чем я успел хоть что-то сказать.
Она положила руки на живот и смотрела в потолок.
– Ты знаешь, что я все знаю.
Я видел только половину ее лица. Она была расслаблена, будто ожидала шторма, но уже смирилась со своей судьбой.
– Когда я была в душе, позвонил Джекс. Сказал, что хочет предупредить меня, что извиняется, но считает, что ты должен знать.
Я медленно подходил к рампе, и каждый шаг давался мне с огромным трудом. Я был чертовски зол. Да как она смеет быть такой спокойной?! Она должна чувствовать то же, что и я.
Или бояться, по меньшей мере!
– Ты должна была рассказать мне, – вырвалось у меня. Голос был резким и грубым, как будто не моим. – Я заслуживал того, чтобы знать правду.
– Знаю, – она выпрямила спину. – Я собиралась рассказать тебе.
Да будь она проклята. Она все еще была такой спокойной и смотрела на меня чистыми, искренними глазами. Говорила со мной таким сладким голосом. Пыталась меня успокоить, и это раздражало еще сильнее.
Я провел рукой по волосам.
– Ребенок! Гребаный ребенок, Фэллон!
– А когда я должна была рассказать тебе? – ее голос дрожал, а глаза были полны слез. – Много лет назад, когда я думала, что не нужна тебе? Прошлым летом, когда ненавидела тебя? Или, может, в последние два дня, когда у нас все так идеально, как еще никогда не было?
– Я должен был об этом знать! – взревел я. – Джекс узнал об этом раньше меня! А ты просто избавилась от нашего ребенка, даже не поставив меня в известность. Я должен был знать!
Она отвернулась в сторону, и ее шея вздрогнула, будто она сглотнула.
Покачав головой, она мягким голосом продолжила.
– Мы все равно не стали бы родителями в шестнадцать, Мэдок.
– Ты хоть немного подумала? – усмехнулся я, сцепив зубы. – У тебя хотя бы мысль возникла поговорить со мной? Или ты бросилась в клинику, как только увидела две полоски на тесте?
Она посмотрела на меня глазами, полными боли.
– Бросилась? – вскрикнула она.
Слезы покатились по ее щекам. Она попыталась сдержаться, но все равно сотрясалась от беззвучных рыданий. Ее лицо покраснело, намокло от слез и не выражало ничего, кроме боли.
Вскочив на ноги, она пробежала мимо меня, но я схватил ее за руку и притянул к себе.
– Нет! – прикрикнул я. – Ты останешься здесь и все мне объяснишь. Держи себя в руках!
