Парнишка снова и снова отталкивался от земли другой ногой, постепенно разгоняясь.
А потом взмахнул руками, и тут я напряглась.
– Оу, – воскликнула я, когда увидела, что он свалился со скейтборда на траву.
С облегчением выдохнув, я перевела взгляд на Мэдока. Тот пожал плечами и покачал головой.
– Фэллон, он будет падать, это неизбежно. Расслабься.
Мэдок напряг вытянутые руки, и я задержалась взглядом чуть дольше, чем следовало, на его рельефных бицепсах и трицепсах, выглядывающих из-под рукавов серой футболки. Вспомнила, какой гладкой и жесткой казалась поверхность его груди, когда я касалась ее кончиками пальцев. У Мэдока тело было твердым и мягким в нужных местах, и у меня голова закружилась от желания сделать ему массаж… пощупать пальчиками каждый сантиметр его кожи…
Добавить масла. Много-много масла…
– Фэллон.
Моргнув, я посмотрела ему в глаза.
– Подбери слюнки, детка, – скомандовал он. – Вечером мы окажемся в теплой кроватке. Не переживай.
Внутри все сжалось, и словно разряды молний пронзили все тело.
А потом Мэдок рассмеялся.
Вот ведь засранец.
Я потрясла головой, чтобы вытряхнуть из нее грязные мысли о нем, и пошла по дорожке навстречу возвращавшемуся Лукасу.
– Знаешь что? Ты простоял на доске гораздо дольше, чем я в первый раз, – я приобняла его за плечо. – И сделал именно то, что должен был сделать: в случае опасности спрыгнуть.
– Не будь тряпкой, – окликнул меня Мэдок. – Встань на скейт и покажи ему, как это делается.
Прищурившись, я бросила взгляд в его сторону и уставилась на доску, поджимая в кедах пальцы ног.
– Что с тобой такое? Ты боишься?
Лукас поднял глаза и вопросительно посмотрел на меня.
Как он может мне доверять, если я заставляю его делать то, чего не делаю сама? Какая мать из меня получилась бы?
Покусывая губы и уже чувствуя, что вспотела шея, я встала на доску и выпрямила ноги, чтобы они перестали дрожать. Медленно перекатываясь с пяток на носочки и обратно и глубоко дыша, я немного покачалась, пробуя доску и вспоминая ощущения, которые возникают, когда поворачиваешь и маневрируешь.
Многие ошибочно считают, что самое важное в катании на скейтборде – это ноги, но на самом деле активно задействовано все тело. Важен каждый мускул. Ты наклоняешься, задавая направление, а стопой распределяешь давление в зависимости от того, собираешься ли ты прыгать, скользить или делать флип.
Выставив вперед ногу, я оттолкнулась второй от земли, слегка согнула колени и сжала кулаки, потому что сердце в груди вдруг бешено заколотилось.
Черт.
Мои глаза расширились, я усмехнулась и прикрыла рот рукой. О боже. Надеюсь, они этого не слышали. Мне что, адреналин ударил в кровь от простого разгона?
Я толкалась, касаясь земли снова и снова, и сердце колотилось как сумасшедшее. Свернув налево, я объехала лестницу. Не съезжая с дорожки, я продолжила толкаться и объехала по кругу боул.
Это было просто великолепно. Как давно я не испытывала этих ощущений.
Как мне могло прийти в голову забросить скейт?
Дотянувшись ногой до земли, я оттолкнулась со всей силы и помчалась прямо к Лукасу. Широко разведя руки, я нажала на доску задней ногой, заставляя переднюю часть оторваться от земли и подняться в воздух, объехала вокруг Лукаса и остановилась.
Пришлось сильно напрячься, чтобы не разулыбаться во весь рот и не начать прыгать от счастья.
Но это было бы не круто.
Спрыгнув с доски и быстро и тяжело дыша, я посмотрела в широко раскрытые глаза мальчишки.
– Ну как, по-твоему, я боюсь? – раззадоривала его я.
Он стоял с открытым ртом.
– Я хочу научиться так же.
Я наступила на задний край скейта и, подбросив его в воздух, поймала за другой конец.
– Такие развороты для тебя пока слишком сложные. Давай начнем с простых.
В следующие два часа с нас с Лукасом семь потов сошло, пока мы тренировались поворачивать, прыгать и просто кататься. Я показала ему, как правильно использовать вес тела и как падать с улыбкой, потому что падать придется, и не однажды, пообещав ему, что в следующий раз научу делать кикфлипы, и разрешила немного покататься в боуле под нашим с Мэдоком присмотром. Мальчишка спустился вниз, а мы сели на край боула и стали наблюдать.
Положив голову ему на плечо, я закрыла глаза и вдруг осознала, что хочу быть здесь и сейчас, а не где-нибудь еще.
– Спасибо, – хриплым голосом сказала я. – В смысле за то, что привез меня сюда сегодня.
Мне правда этого не хватало. Думаю, за несколько часов, проведенных здесь, я смеялась, кричала и радовалась больше, чем за последнюю пару лет. И, несмотря на то что на следующий день все тело будет жутко ломить, я просто светилась от счастья. В машине меня окутал запах парфюма Мэдока, и я растворилась в мечтах о том, как прижмусь к нему вечером своим усталым телом.
Мы ехали по улицам города. Он положил руку мне на ногу. Незадолго до этого мы высадили Лукаса – он успел как раз к ужину – и теперь направлялись домой.
Я откинулась на спинку сиденья, положила голову на подголовник и взглянула на Мэдока.
– Не пугайся, пожалуйста, моего вопроса, – начала я, – но у тебя в старшей школе были отношения? Ну, в смысле девушки были?
Он фыркнул и включил дворники.
– Женщины вечно задают вопросы, ответы на которые на самом деле не хотят знать.
– Но я хочу услышать ответ, – спокойно и уверенно сказала я.
Мне действительно хотелось знать. Мы несколько лет потеряли, и мне было интересно все, что произошло с ним за это время.
– Да, – признался он и кивнул, не глядя в мою сторону. – Несколько.
Ревность, словно болезнь, проникла в меня. Кем они были? Как выглядели? Что он с ними делал? Их имена, номера документов, адреса?
Поразительно, как мысли и подозрения могут разрушить душевный покой за секунду.
– И? – мягко спросила я.
– И ни одной из них я не говорил, что люблю ее, – ответил он. – Только тебе.
Он повернулся ко мне и с серьезным видом посмотрел прямо в глаза.
Жилка на шее пульсировала, я даже не сразу поняла, что сижу перед ним с открытым ртом.
Подняв голову, он спросил:
– Так что все-таки значит татуировка валькнута?
Я резко вздохнула, отвернулась и посмотрела в окно.
– Кто старое помянет? – попыталась отшутиться я.
– Ты уходишь от ответа.
