«В нашей стране Годара нет!»
Во время роковых бомбардировок города в августе 1944-го Хаберберг почти не пострадал. Но в апреле 1945-го он оказался на направлении главного удара, который наносила 11-я гвардейская армия. Хаберберг был выжжен практически дотла. Уцелело лишь полтора десятка домов, а обгоревшие останки всего остального в начале пятидесятых были разобраны на кирпич.
Не миновала сия участь и Хабербергскую кирху. Теперь на том месте, где она когда-то стояла, находится Дом искусств — бывший кинотеатр «Октябрь», мекка калининградской интеллигенции восьмидесятых. В его кинолекционном зале искусствовед Игорь Савостин проводил занятия киноуниверситета. Каждый четверг в восемь вечера там собирались поклонники… скажем так… другого кино. Смотрели Пазолини, Бертолуччи, Тарковского, Параджанова… Савостин добывал «запретные» фильмы в Прибалтике, где не так свирепствовала идеологическая цензура.
Однажды Савостин демонстрировал фильм французского режиссёра «новой волны» Жан-Люка Годара. На экране старый французский коммунист, сидя за столом, рассказывал о буднях своей партячейки. И вдруг… камера опускается — и зал ахает: коммуняка вовсю занимается, пардон, онанизмом. А — как на грех — на сеанс случайно забрёл какой-то местный партиец.
С истошным воплем: «Ах ты, старый пёс!» — он выбегает и кидается звонить в райком КПСС… или ещё куда-то, где ему могут ответить: разрешён Годар к показу в СССР или всё-таки нет.
Только на следующий день партиец дозвонился до Москвы. В Министерстве культуры ему раздражённо ответили: «Мы не знаем, что вы там смотрите в Калининграде. В нашей стране Годара нет!»
Монахини и банкиры
В конце XIX века магистрат Кёнигсберга приступил к выкупу многочисленных частных участков в Хаберберге. Сносили старые постройки, вырубали сады, запахивали огороды. Начиналась новая эра в жизни предместья — эра урбанизации. Вплотную друг к другу возводили четырёх-пятиэтажные дома с многочисленными мелкими лавками и магазинчиками на первых этажах. Во дворах домов располагались ремесленные мастерские, пивоварни, конюшни, кузницы, депо для колясок извозчиков.
По состоянию на 1890 год на один гектар в Хаберберге приходилось 400 жителей — самый высокий показатель плотности населения в Кёнигсберге.
К началу XX века в Хаберберге и окрестностях существовало не менее восьми школ начальной и средней ступеней. Большинство этих зданий сохранилось. Например, школа № 16 располагается в помещении бывшей хабербергской средней школы… Один из местных банков — в помещении начальной школы имени Мольтке (для девочек). А начальная школа имени Гофмана для мальчиков — это теперь угловой дом, примыкающий к банку.
В районе Хаберберга. На дальнем плане — башня кирхи Святого Семейства
Хабербергская кирха
Двухэтажный детский сад из белого кирпича — исторический «преемник» аналогичного немецкого, открытого в 1930 году и названного «Kindergarten Oberhaberberg».
Гостиница ДКБФ (Балтийского флота) «унаследовала» корпус мужской начальной школы имени Циммермана, а во дворе её когда-то стояли ещё два учебных здания (пущенные впоследствии на кирпич).
Новое здание Сетевого нефтяного банка выросло на месте больницы Святой Катарины — богоугодного заведения, где медсёстрами были монахини ордена Святой Катарины.
Общежитие завода «Янтарь» на улице Б. Хмельницкого — правда, в значительно упрощённом виде — это бывшая полицейская школа и полицейский участок № 15 (а ещё раньше — казарма 1-го обозного батальона, построенная в 1881 году). Неоготический фасад здания, конечно, уже далеко не тот… но он и сегодня красив.
Скромный Пивовар из Кёнигсберга
Даже портовые склады в древнем городе носили поэтические имена
Смертельный яд гордости
Пруссы, в давние времена жившие на юго-восточных берегах Балтики, были искусными рыбаками и охотниками. Они торговали со Скандинавией и другими странами, вывозя янтарь и мех куницы, а ввозя железо и соль.
Один из германских хронистов в начале XII века отмечал, что меха, «из-за которых в нашей стране разлился смертельный яд гордости», пруссы почитают не более навоза и с лёгкостью меняют драгоценные шкурки на одежду из льна.
Многие окрестные государства «точили зубы» о Самбийский полуостров. Известно, к примеру, что в середине X века в устье реки Прегель высадился «морской десант» датчан, пожелавших основать здесь свою колонию. Даны захватили Замланд, но… очень скоро переженились на вдовах убитых ими пруссов и как бы «растворились» в чужом этническом пространстве.
Сельдь как историческое лицо
В 1242 году купцы из Любека — столицы Ганзейского купеческого союза — предложили руководству Тевтонского ордена создать в устье Прегеля торговую факторию. Однако территория Пруссии принадлежала язычникам, и реализовать идею купцы смогли только после того, как Тевтонский орден покорил пруссов и основал на их земле своё военно-религиозное государство. И то — далеко не сразу.
Поначалу Тевтонский орден мало волновала такая перспектива, как превращение завоёванной земли в некое связующее звено между Западом и Востоком. Но ганзейцы от своей идеи не отказались. Союз Ганза своим существованием был обязан обилию рыбы в Балтийском море. Тогда в Европе оно было самым рыбным. В устьях рек кишмя кишели сёмга и угорь, сельдь проплывала в бесчисленном множестве.
«Сельдь ‹…› была важным историческим лицом очень своенравного характера, — писал Э. Лависс в „Очерках по истории Пруссии“, — и её причуды не раз до глубины души волновали весь северный мир и стоили жизни тысячам людей. И когда рыба, изменив путь, пошла мимо Шонена и норвежских берегов, моряки последовали за ней. И ганзейцы, дав ряд сражений англичанам, шотландцам и голландцам, пустив ко дну немало иностранных кораблей, удержали за собой поле битвы. Лов сельди положил начало благосостоянию прусских городов…»
Плавучий монастырь
Благодаря наличию водного пути, Кёнигсберг превратился в крупный торговый центр… В разное время он бывал разным: столичным, университетским, городом-крепостью — но всегда оставался торговым. И — морским. Здесь начинался так называемый Янтарный путь, пересекавший Прегель — границу речного и морского судоходства.
Орден торговал в том числе с Новгородом и Москвой. Тот же Э. Лависс писал:
