Управляющий Файербан встретил капитуляцию вместе с остальными жителями Кёнигсберга. После чего растворился во времени и пространстве. Судьба его неизвестна. А уцелевшие в погребе вина выпили победители. За то, чтобы дойти до Берлина.
(Вообще в Кёнигсберге победители пили всё, что могло гореть. В зоологическом музее, к примеру, наши ребята выхлебали содержимое банок, в которых хранились заспиртованные экспонаты. «Тушки» повыбрасывали, спирт — употребили, музей — сожгли.)
Впрочем, кое-что сохранилось… Старожилы Калининграда рассказывают: когда в 1969 году были взорваны остатки Королевского замка, всю чёрную работу (в смысле, разборку завалов) выполняли солдаты. Однажды все они поголовно оказались в умат пьяными. И на следующий день — тоже. И ещё…
Офицеры ломали головы: денег у тогдашних солдат-срочников не было по определению, надзор за ними — строжайший, в самоволку никто не бегает. Но вот ведь ерунда какая: утром прибывают из казарм трезвые, а к обеду все уже навеселе. А к вечеру и вовсе лыка не вяжут.
К исходу недели отцы-командиры дознались: солдатики наткнулись на погреба «Блютгерихта». И шесть блаженных дней «дегустировали» отборнейшие вина многолетней выдержки. Да так эффективно, что, когда офицеры сами ломанулись в заветный подвал, там оставалось… полбочонка самого молодого вина, 37-летней выдержки…
Флек, сосиски и рыба с трюфелями
Ещё одним рестораном, не менее известным, чем «Блютгерихт», был флековый ресторан Хильдебранда на Унтеррольберге (ныне библиотека имени Чехова на Московском проспекте).
Флек — это особым образом приготовленный рубец, то есть выпотрошенный и фаршированный свиной или говяжий желудок. А сам кабак вполне может быть назван старейшим в Кёнигсберге.
Рядом с флековым, на углу Коггенштрассе и Альтштадтане Ланггассе, располагался ресторан Лёбелля, который специализировался на сосисках отличного качества. Цены здесь были вполне умеренными.
В конце XIX века обед, состоящий из четырёх блюд — супа, говядины с артишоками и картофелем, рыбы с трюфелями, пудинга со сливами и компота, — стоил не больше 25 пфеннигов.
Кстати, дороже всего здесь ценился сыр Kuhkase — с весьма специфическим запахом. Русские путешественники дико удивлялись. «Он до того дурно пахнущий, — писала жена Достоевского Анна Григорьевна, — что, я думаю, его взять в рот, так вырвет. Но немцы едят его с удовольствием, и чем гнилее сыр, тем он лучше и больше раскупается».
Жена Лёбелля, статная, миловидная, всегда сидела в зале у дальнего окна и вязала на спицах чулки. Присматривая в то же время за посетителями.
«Алые паруса»
Портовый кабак Венцеля был известен своими вкусными булочками. Располагался он в одной-единственной комнате в доме купца Нагеляйна в Кнайпхофе. (Во времена Петра I Нагеляйн был послом в России, и вообще — личностью, чрезвычайно уважаемой в Кёнигсберге.) А дом этот стоял буквально на берегу Прегеля, в том месте, где ходил паром, переправляясь на ту сторону к Лаштади.
На деревянной стене кабака были высечены буквы «А. К.» — по этим буквам кабак чаще всего и называли. Процветал он с 1890 года вплоть до строительства Северонемецкого кредитного учреждения (позднее — Торгового банка) в 1910 году. Известно, что посетителям — а ими были здесь молодые купцы, весовщики, таможенники, юнги, капитаны — предлагали к «Тюлпхен пиву» за 10 пфеннигов несколько булочек даром. Но — не больше восьми…
А вот сотрудники кредитного учреждения — «белые воротнички» — пивом и бесплатными булочками не интересовались. Для них общество «у Венцеля» было недостаточно «чистым». В итоге кабак постепенно загнулся.
…Уважали кёнигсбержцы и ресторанчик «К плавающему Темпелю» прегельского капитана Макса Темпеля. (Забавно, что «темпель» в немецком языке — это храм. Откуда и пошло название ордена тамплиеров.) Ботик Макса Темпеля, курсируя вдоль западной набережной Кнайпхофа, принимал на борт служащих Набережного вокзала, грузчиков и портовых рабочих. Выпить они умели и любили.
(В Калининграде идею плавучего ресторана в советское время попытались воплотить «Алые паруса» — «консервная банка», державшаяся на прегольской воде неподалеку от Кафедрального собора. На «Алых парусах» любили в своё время «гудеть» курсанты КВИМУ. Гранд-шиком считалось надраться до того, чтобы по трапу спускаться на полусогнутых, а то и на четвереньках. Забавные были картинки. А потом корабль проржавел. И его уволокли в неизвестном направлении.)
В Лёбенихте самым посещаемым кабаком был «Гамбринус-халле» на Тухмахерштрассе, 1/2 (теперь это район девятиэтажек на улице Зарайской). Любили жители города и «Феникс-халле», чуть выше «Гамбринуса», на холме.
Тётка Фишер
Но особой достопримечательностью Кёнигсберга была «тётка Фишер».
С 1814 года она владела кабачком под названием «Волчье ущелье» на пересечении Мюллергрюнд («Мельничное ущелье» — там, где теперь каскад неработающих фонтанов перед недостроенным Домом Советов) и Францёзишештрассе. Посетители называли её на французский манер: «мадам». Она подавала знаменитое лёбенихтское коричневое пиво в кружке с крышкой.
Кроме того, её клиенты — а ими по преимуществу были студенты, приходившие к «мадам Фишер» целыми корпорациями, — обожали грог, баварское пиво, яичный коктейль (флипп), хоппель-поппель (типа нашего гоголя-моголя), ромовый пунш… И заедали всё это дело флеком и горячими сосисками «Книстхен» («колено»), «Зеехундшен» (переводится как «тюлень» — или, точнее, «тюлений жир») по 5 пфеннигов за штучку. А ещё особым блюдом — «Моорхундшен» (название неаппетитное — «болотная собачка»). Это двухлетней выдержки копчёный серый творожный сыр с тмином и луком, 10 пфеннигов за порцию.
Тётка Фишер, скончавшаяся в столетнем возрасте, была оригинальной особой: все новинки цивилизации она отметала категорически. Спичек не признавала — клиентам, желающим закурить, выдавали лучинки. Или — предоставляли возможность поджечь сигару от огня на кухне. А блюда готовили там чуть ли не на кострах. Иного топлива, нежели древесный уголь, тётка Фишер и знать не хотела. Газовые плиты и горелки казались ей противоестественными.
Никогда в жизни она не пользовалась услугами железной дороги, не поднималась на борт парохода, глубоко презирала модные вещи, называя их «финтифлюшками».
Интерьер её кабака был соответствующим — как если бы вы ели и пили в музее: гравюры столетней давности на стенах… древние часы с кукушкой — но без кукушки, которая от старости сломалась и упорно не хотела вылезать из своего «домика»… стол, сработанный 160 лет назад… 12 реликтовых оловянных кружек… старенький питьевой штоф, на котором мелком отмечались деления…
Но всё это выглядело чисто, аккуратно, уютно — и даже требования тётки Фишер, чтобы в её кабаке не играли в новомодный вист, а резались в «den Skat» (тоже карточная игра, но «ровесница мамонтов»), студентов не смущали. Тётку Фишер они любили. И искренне оплакивали её кончину в 1886 году. После её смерти «Волчье ущелье» потеряло свою привлекательность.
