— Что случилось, Дась? Почему ты спросил про пятьдесят рублей?
— Потому что… Потому что… Я их сегодня потрачу, но ничего не куплю.
— А на что ты их потратишь? В садике-то? — удивилась я.
— Аркаша украл моего любимого зайца. Того, с которым я сплю. Вчера во время тихого часа. И сказал, что вернет за пятьдесят рублей. Мне очень нужен мой заяц, потому что я без него не засну, но, когда я отдам Аркаше деньги, получится, что я ничего не куплю, а просто верну своего зайца. А ты работала за эти деньги, и они тебе тяжело достались. И мне жа-а-алко-о-о…
Я обняла моего плачущего сына, стала гладить его по спинке и успокаивать. Я поняла, что все делаю правильно.
ХОРОШАЯ МАМА — НЕ ТА, КОТОРАЯ КРУГЛОСУТОЧНО РЯДОМ, ВАРИТ КАШУ И ЧИТАЕТ АГНИЮ БАРТО, А ТА, КОТОРАЯ РЯДОМ ТОГДА, КОГДА НУЖНА СВОЕМУ РЕБЕНКУ. И ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО ИМЕННО ЗАМЕЧАТЬ, ПОНИМАТЬ, ЧТО ВОТ ИМЕННО СЕЙЧАС ТЫ НУЖНА.
— Сынок, спасибо, что ты рассказал мне эту историю. Аркаша поступил плохо, неправильно. Он украл.
— Я знаю, мы дрались вчера, но без толку. Он спрятал зайца, и я не знаю, где он.
— Дась, давай так. Если ты отдашь денежку Аркаше, то он победит. И подумает, что воровать — это хорошо, потому что он своровал — и заработал на мороженое. Драться с ним тоже бесполезно. Можно решить ситуацию хитростью. Поступить как Аркаша.
— Как? У Аркаши нет зайца! Он вообще спит без игрушек.
— Зато у Аркаши есть кроссовочки, в которых он гуляет.
Сын посмотрел на меня очень внимательно. Он понял, к чему я клоню.
— Я не забираю у тебя деньги, Дась. Ты можешь просто выкупить у Аркаши своего зайца, а можешь проучить и показать ему, как обидно, когда у тебя воруют вещи.
— Я спрячу его кроссовки в подвал. Я знаю, какие они — зеленые. И скажу ему: отдам кроссовки в обмен на зайца, иначе тебе не в чем будет идти гулять! — сказал мой ликующий сын.
Я обняла его, поцеловала в макушку и сказала: «Дай пять!» — и, совершенно вдохновленная, побежала на работу.
Замечать очень важно. Спасибо, мама, за урок.
Замечать нужно даже не ради детей, а ради себя. Чтобы ребенку никогда не захотелось уйти.
Перед родами мама просила меня назвать будущего сына Димой. В честь брата.
Но я где-то читала, что в этом случае у моего сына возрастают шансы повторить судьбу брата. Поэтому я резко отказала.
Мама, конечно, обиделась, но я осталась непреклонна. Моего сына зовут Данила. Точка.
В день рождения брата, а также в день, когда он ушел, мама обычно зажигала свечи, ставила его фотографии рядом с иконами и плакала.
Она его ждала.
При этом мама злилась на меня, что я в такой день живу обычной жизнью: хожу в магазин, готовлю еду, гуляю с ребенком. Мама ждала моей скорби и обвиняла меня в бесчувственности.
Я же не хотела лицемерить, не желала подыгрывать таким ее желаниям, потому что я не могу плакать по заказу. Да, я потеряла человека, которого никогда не знала, но это лишь факты, а не эмоции.
Тем не менее я очень хочу его обрести. Внезапно так найти брата.
Когда не стало мамы, спустя полгода я должна была вступить в права наследства. Я пришла к нотариусу.
— Есть другие наследники? Вы единственный ребенок? — уточнил нотариус.
— Нет, — сказала я.
— Что нет? Нет наследников или не единственный? — нахмурился нотариус.
— У меня был брат, который пропал без вести. Он признан умершим.
— Есть документы?
Я стала искать документы, но не нашла и удивилась. Как же так? У любого умершего человека должно быть свидетельство о смерти.
Я стала рыться в маминых документах, читала все подряд и вдруг обнаружила письмо, адресованное маме, из отдела уголовного розыска МВД. В письме было написано, что в 1999 году дело по розыску моего брата было прекращено «в связи с установлением местонахождения разыскиваемого».
Я прочла и замерла. Значит, жив. Получается, застывшая над фотографией нитка ничего не значит. Значит… Во мне всколыхнулась надежда.
Я представила, как жду брата в гости и леплю ему мои фирменные пельмени. Мне захотелось немедленно бежать за мясом и мукой.
«…Точный адрес пребывания инициатору розыска не сообщается, в случае если разыскиваемое лицо достигло совершеннолетия и не является психически больным или ограниченно дееспособным».
Я прочла два раза. Следователь словно написал моей маме: «Мы нашли вашего сына, но он не хочет домой, не хочет возвращаться к вам».
Я сползла на пол по стене. Не хочет. Он не больной, дееспособный. Он просто не хочет. Он не замечает маму, как она не замечала его. Мстит? Взрослый дядька мстит старой, больной, разрушенной судьбой, стрессом и болезнями женщине?
Я позвонила своей знакомой Ксюше, которая всю жизнь работает в Следственном комитете. Рассказала ей ситуацию, пересохшими губами прочитала письмо.
— Оля, не пори чушь. Ребята просто закрыли дело, чтобы не было висяка. — объяснила Ксюша. — Никого не нашли, не переживай. Просто кто-то получил премию или не получил выговор. Это просто бумажка. Даже если на ней написано «нашли», это ничего не значит. Такая ситуация — очень распространенная практика, понимаешь? Это Россия, детка…
Я заплакала.
Нитка замерла над фотографией брата. Прямо пронзила острым копьем его раненый глаз. Я поняла, почувствовала, осознала: он никогда не позвонит в мою дверь, не зажжет свет, не включит горячую воду и не съест пельмени… Нет других наследников.
Нет папы. Нет мамы. Нет последней надежды — старшего брата. Я одна.
Одна-одинешенька. И теперь первая в очереди «ТУДА».
Гольфы
Мы собираемся в парк аттракционов.
Я надела летнее платье. То, что нарядное. Красного цвета.
Мне его привезла мама.
Привезла — и уехала.
Все мое детство она приезжает и уезжает, а я запоминаю почему-то только то, как она уезжает.
Наверное, эта эмоция при расставании сильнее счастья ее присутствия.
Обычно я очень-очень жду маму. Всем сердцем.
Но время с ней проносится мгновенно.
И вот уже стоит упакованный чемодан.
С каменным лицом я машу в окно. Не плачу. Я потом заплачу, вечером, когда буду ложиться спать.
Это платье очень нарядное, я в нем похожа на ягодку. Клубничку.
Мама привезла в подарок мне и сестре одинаковые гольфы. Тоже красные, с рисунком, в упаковке с гномиком. Гольфы подходят к платью. Я их надену в парк. Поэтому придется распаковать, хотя смотреть на них в упаковке мне очень нравится.
