— И ничего смешного, — говорит моя мама. Гасит хорошее настроение.
Я беру сына на руки и, громко топая, бегу с ним в ванную.
— Мама, не бегай и не топай, как слон. Мы у бабы. Это опасно и бойно.
— Что? Что он говорит? Ты настроила внука против меня?
— Мам, успокойся. Я никого не настраивала, он, наоборот, имеет в виду, что нужно выполнять твои правила на твоей территории.
— Все ясно, — причитает мама. — Мать у тебя плохая, мать мегера, бессовестная ты, неблагодарная… — Мама уходит в комнату плакать над своей тяжелой судьбой.
Я вздыхаю и засовываю ребенка под горячий душ, даже намыливаю ему голову… Ну а что? Вместо вечернего купания сразу…
Дася ловит языком капельки воды и говорит задумчиво:
— Наверное, у бабы тозе ангел-хринитель…
Балет
В детстве я страдала от лишнего веса, сутулости и косолапия.
Я вся как бы стремилась нырнуть внутрь себя: ручки в замочек, ножки — носочек к носочку, неосознанно ссутуленная спина, голова вжата в плечики, будто в ожидании подзатыльника.
Мне никто никогда не давал подзатыльников. Максимум могли отшлепать, поставить в угол, сказать что-то досадное. Тем не менее я все равно словно пряталась от всех в свою раковинку, где цвела рассада для будущих комплексов и психологических проблем.
Сегодняшние взрослые, свернутые на понятиях «синдром дефицита внимания ребенка», «гиперактивность» и тому подобных нюансах, обязательно считали бы эти симптомы с поведения ребенка и увлеченно принялись бы их лечить, но раньше такого не было: ребенок хорошо ест и нормально учится, а значит, здоров.
Бабуся придумала отдать меня на хореографию: в Доме пионеров как раз открылся такой кружок, а для льготников — бесплатно.
Я живу без родителей, хотя они живы, здоровы и проживают в столице, но об этом говорить не обязательно: важнее статус льготника, чем торжество справедливости.
Работаем на прибеднение. Как не принять в кружок балета девочку-сиротинушку?
Хореография была призвана убить сразу трех зайцев: выпрямить спину, развернуть стопы и скинуть лишний вес.
Бабуся позвонила маме в Москву будто бы посоветоваться. На самом деле смысл звонка был совершенно другим: «Смотри, кукушка, как много мы с дедом делаем для внучки».
Мама горячо поддержала идею с хореографией. Ей, как любой маме, нравилось думать, что ее дочка не просто сказочно хороша, но еще и стройна, как балеринка, танцующая в старой шкатулке под плачущие звуки шарманки.
МАМАМ, ОСОБЕННО ЖИВУЩИМ В РАЗЛУКЕ С ДЕТЬМИ, СЛОЖНО БЫТЬ ОБЪЕКТИВНЫМИ И ВИДЕТЬ НЕДОСТАТКИ СВОИХ ОТПРЫСКОВ.
Я слушала разговор, точнее приговор, и сокрушалась: мама, видимо, совсем забыла, какая я толстая и как нелепо я буду смотреться в балетной пачке.
Хотя пару месяцев назад дедуся водил меня в фотоателье, где меня фотографировали за руку с зубастым, но улыбчивым крокодилом Геной.
На фотографии я вышла особенно толстенькой, напуганной и невероятно грустной, и бабуся, отправляя фото маме в конверте с маркой, все причитала:
— Ну что, сложно было улыбнуться? А то выражение лица, как будто тебе еще год срок мотать на каторге добавили, а семь уж отмотала…
Я жила с бабусей и дедусей восьмой год…
Учительницу хореографии звали Инга Всеволодовна. Мне это имя казалось холодным и отталкивающим. Как будто с лестницы скинули рояль, и он скачет по ступенькам, тренькая: «Все-во-ло-дов-на…» И сама учительница, стройная, тонкая, с длинной морщинистой шеей и зачесанными в тяжелый седоватый пучок волосами, производила впечатление неприступной и высокомерной женщины.
Каждое занятие начиналось с разминки. Пяточки вместе, носочки врозь, из первой позиции, начали, и-и-и…
— Так, стоп! — Инга Всеволодовна раздраженно подергивала плечом. — Савельева, это батман или у тебя ногу судорогой свело?
Я опускаю глаза. Я очень стараюсь, но балетный класс, по всему периметру отделанный зеркалами в полный рост, с первой минуты занятия выдает безжалостную очевидность: на фоне нежных дюймовочек в купальничках, моих одногруппниц, я выгляжу как перекачанный Винни-Пух, которого с трудом впихнули в купальничек, который, не ровен час, скоро порвется на тысячу лоскутков под давлением моего объемного тельца.
Все занятие Инга Всеволодовна дергает меня, сбивая меня с ритма и высмеивая мою неуклюжесть.
— Савельева, это танец лебедей, а не бегемотов. Ты что-то перепутала…
— Снежинки прыгают, Савельева тоже прыгает, но только так, чтобы пол не проломить…
И, наконец, финал занятия. Последняя пытка.
— Савельева, когда будем худеть?
Зачем женщина бальзаковского возраста задает этот вопрос восьмилетнему ребенку каждое занятие при всей группе? Я не несу никакой ответственности за свой рацион, я кушаю то и тогда, что и когда приготовит бабуся.
Бабуся же — кулинарная мастерица. У нее дар. Продуктовая чуйка. Она бесподобно печет булочки с корицей и варит нежный холодец. Она строга и заставляет доедать все до конца. Первое, второе и компот. С булочкой.
Где уж тут похудеть?
Не правильнее ли поговорить о похудении с дедусей и бабусей или не деликатнее ли сказать то же самое мне самой, но тет-а-тет, без лишних ушей?
За что эта немолодая, но молодящаяся балерина мстила мне? За то, что она не прима? За Дом пионеров маленького провинциального городка — единственное место, где пригодился ее очевидный только ей талант? За шею, не скрывающую уже безжалостный возраст, но назло всем вытянутую в привычную балетную позицию — вздернутым подбородком чуть вправо и вверх?
Я стою, опустив глаза, и не знаю, что ответить.
— Ко-гда бу-дем ху-деть, Савельева? — ухал рояль по ступенькам.
— Я… я… я… не знаю. Я буду стараться…
— Ты уже два месяца стараешься. Скоро отчетный концерт. А я даже на танец снежинок не могу тебя поставить. Посмотри на себя, какая ты снежинка? Ты нижний ярус снеговика!
Девочки, мои одногруппницы, в розовых купальничках, белых пачечках и бежевых пуантиках с атласными ленточками, нестройно и подобострастно захихикали.
Потом, в раздевалке, они будут меня успокаивать и гладить по плечику, но тут, под пронизывающим взглядом Инги Всеволодовны, нельзя показывать свое сочувствие. Иначе она пройдется катком презрения и по ним.
Занятие заканчивалось, и девочки горошинами высыпали в раздевалку к родителям. Меня ждал дедуся. Он приветливо махал мне рукой и спросил, как позанимались.
