– Ты будешь вот так сидеть и пялиться на меня? – немного враждебно спросил он.
– Халед, эта ночь может показаться тебе очень длинной, – с легкой усмешкой заметила Клео. – Ты подчиняешься мне всего три минуты и уже проявляешь недовольство. – Она смотрела на него, пока он не вздохнул, и в его вздохе послышалось что-то похожее на покорность. И тогда Клео придвинулась к нему еще ближе. – Я хочу знать почему.
В его душу закралось мрачное предчувствие. Халед не мог сдержаться, чтобы не проверить крепость своих оков, но не стал разрывать их. Клео наблюдала за ним, и он увидел печаль в ее прекрасных глазах золотистого цвета.
И Халед смирился. Он стиснул зубы и ждал своей участи.
– Что значит твое «почему»?
– Для начала, что произошло между твоими родителями?
– Их история давно в прошлом и не имеет значения в настоящем. Моя мать умерла, а отец не помнит собственного имени.
– Халед, отвечай на вопрос. – Клео бросила на него сердитый взгляд, всегда приводивший его в смятение полным отсутствием обычного благоговения, которого он требовал к своей персоне. И по которому скучал намного больше, чем ожидал. – Или признай, что не можешь сдержать свое обещание и позволить, чтобы тобой командовали. – Она пожала плечами. – Если честно, мне кажется, что так оно и есть.
– Мои родители безумно любили друг друга, – тут же ответил Халед, понимая, что готов на любые унижения, лишь бы Клео вернулась к нему. – Моя мать была невероятно красивой, и, когда мой отец женился на ней, он получил в приданое не только земли, принадлежавшие ее роду, но и ее сердце. Их союз был не только политическим, в нем присутствовала страсть.
– Она не была тихой и покорной? – бесцветным голосом спросила Клео.
– Нет. – Халед на минуту задумался, чтобы собрать все кусочки головоломки в одно целое и решить, как лучше рассказать историю своих родителей, которой ему совсем не хотелось делиться. – Но, судя по словам других, мать очень изменилась после того, как родила меня. А может, она всегда жила с надрывом. Сложно сказать. Она не могла обуздать свои эмоции, и ее все время бросало в крайности.
– Ей оказали помощь? – перешла на шепот Клео.
– Конечно нет, – насмешливо посмотрел на нее Халед. – Мой отец заточил ее в подземелье, а потом три раза подряд женился на хорошеньких молоденьких девушках, навсегда выбросив ее из головы, чтобы быстрее посеять свое порочное варварское семя.
Клео насупилась еще больше.
– Простого «да, ей помогли», было бы достаточно.
– Чтобы я разрушил все твои буйные мрачные фантазии о таких мужчинах, как я и мой отец? Ни за что.
– Не хочешь рассказывать мне о том, что случилось, не надо, – густо покраснела Клео. – Но тогда станет понятно, что ты воспользовался отвлекающим маневром, чтобы не исполнять обещанное. Халед, я не обижусь, потому что не ожидала от тебя ничего другого.
– Отец любил мою мать, – сразу продолжил Халед. – Он делал все, что мог. Но он также был султаном, а в стране то и дело вспыхивали мятежи. В конечном итоге он не стал ни мужем, которым хотела видеть его жена, ни правителем, которого заслуживал Джурат. И до последнего отец разрывался между долгом перед страной и долгом перед моей матерью.
– Вот почему он закрыл границы, – задумчиво сказала Клео. – Ради нее.
– Да, – пожал плечами Халед. – Чтобы сосредоточиться на своих обязанностях, но все напрасно. Потом появилась Амира, и есть сотня печальных причин, почему я на двадцать лет старше своей сестры. Клео, моя мать провела эти годы в отчаянии. – Он посмотрел на жену с горечью, потому что его сердце болело не только о прошлом. – Мы все усвоили урок, что любовь ничего не решает. Все становится только хуже, и у людей появляются неоправданные ожидания.
Клео ничего не сказала в ответ. Она потянулась к нему и положила руку ему на грудь, словно хотела разделить с ним его мрачные воспоминания и помочь нести эту нелегкую ношу.
Одно простое прикосновение, но оно эхом отозвалось в его сердце.
– После рождения сестры мать больше не вставала с постели, – тихо продолжил Халед, потерявшись между безжалостными откровениями прошлого и теплым, успокаивающим прикосновением ее ладони. – Прошло несколько лет, и она умерла. Врачи не могли назвать причину ее болезни, но мать твердила всем, что ее погубило то, что ее муж предпочел ей Джурат.
– Так и было? – тихо ахнула Клео.
– Как мне ответить на твой вопрос? – Халед чувствовал, как еще больше сгустилось царившее вокруг них напряжение. – У него не было другого выбора. Разве он мог бросить свою страну на произвол бесчестных корыстолюбцев, чтобы соответствовать ожиданиям своей жены? Он перестал бы уважать себя.
– Халед, но всегда можно найти компромисс.
Теперь никто из них не притворялся, что речь идет о прошлом.
– Ты хочешь сказать, что пошла на компромисс, когда убежала от меня посреди ночи, а теперь привязала к кровати, чтобы совать нос в мою личную жизнь? – огрызнулся Халед. – Где здесь компромисс?
– Значит, твоя мать заболела, – поникшим голосом сказала Клео.
– В наши дни для этой болезни есть название, – тихо ответил Халед, чувствуя, как в нем закипает возмущение. – Клео, все, что видел я, это два человека, которые использовали любовь в качестве оружия друг против друга. Ни один из них не смог остановиться. И все закончилось тем, что возненавидели друг друга.
В комнате повисла тишина, гнетущая и тяжелая, и Халед не слышал ничего, кроме шума кондиционера и гулкого биения собственного сердца. Оно напоминало о том, почему он никогда не обсуждал свое прошлое, и с каждым ударом раздирало его на части.
– Значит, вот что ты вынес из этой истории, – наконец заговорила Клео.
– Не из «этой истории», – отрезал Халед. – А из своей жизни.
– Ты решил, что главной ошибкой, трагедией твоих родителей было то, что они любили друг друга, – осторожно сказала Клео, словно изо всех сил пыталась угадать, что творилось у него в душе.
Халед подумал, что ему следовало предупредить ее заранее, чтобы не занималась подобной ерундой, но не мог не признать, что ее участие пришлось ему по душе, и он немного смягчился.
– Я решил для себя, что моя жена не будет заблуждаться по поводу отведенной ей роли и между нами не возникнет никакого недопонимания. Я султан и должен править Джуратом, нравится мне это или нет.
Клео не отвела взгляд, а лишь вздернула подбородок.
– Ты очень сильно стараешься, чтобы не сказать, что всегда в первую очередь будешь думать о своей стране.
Так оно и было. Черт бы ее побрал.
– Все не так просто. Но ты права. Я всегда буду выбирать Джурат. Я должен. И вместе с тем, Клео, вот он я, лежу здесь перед тобой, привязанный к кровати, невероятно далеко от того места, где мне следует быть. Так что, может быть, все не настолько черно-белое, как тебе хотелось бы думать.
