В его отсутствие в Антверпен заезжал ван Дейк: он приходил к ним в дом, виделся с Изабеллой. Рубенс все еще не мог без досады думать о том, что громоздкую работу придется выполнять без Антониса; раньше он мог вполне положиться на вкус и талант этого ученика, а теперь – только на себя. Передавали также, что Лукас Ворстерман уехал в Лондон, но об этом Рубенс сожалел меньше всего.
Портрет Сусанны Фоурмент отдали заказчику, но Изабелла из-за болезни дочки не смогла присутствовать на ее свадьбе. Однажды Рубенс во время краткого отдыха сделал карандашный набросок портрета Клары и, глядя на милое лицо дочери, в ее доверчивые глаза, вдруг затосковал по Сусанне. Вместо того чтобы начать писать портрет дочери, он вдруг принялся за второй портрет Сусанны – сразу маслом. Это получилось само собой, и, лишь увидев перед собой на холсте глаза девушки, Рубенс опомнился – бросил кисть и поехал кататься…
В тот вечер за ужином Рубенс поругался с женой; давно он не кричал на нее так грубо. Изабелла обмолвилась, что Антонису изо всех скульптур коллекции больше всех понравилась статуя Юноны.
– Зачем ты показала ему их?! Кто тебе позволил? – возмутился Рубенс, пораженный самоуправством жены. – Я не разрешал заходить в комнаты, где стоят мои скульптуры. Я их еще не расставил как следует!
– Но это ведь и мой дом, Петер! И что плохого в том, что я показала ему что-то интересное? К тому же он сам спросил! – Изабелла оскорбилась, а дети смотрели испуганно. – В чем дело, Петер, разве эти антики – большая тайна для всего мира? Вы же сами говорили, что это просто украшения для нашего дома, и вот я, как хозяйка…
– Не пытайся рассуждать о том, о чем ты не имеешь понятия! – кричал Рубенс и уже не мог остановиться. – И не трогай никогда, слышишь, никогда не трогай мои древности. Вы тоже! Без разрешения даже не подходите к ним, слышите? – повернулся он к детям.
У Изабеллы затряслись губы, больше она не сказала ни слова. Жена молчала остаток дня и на следующий день тоже.
Остынув и поразмыслив, Рубенс решил, что он напрасно обидел Изу; он ведь не предупреждал, что не хочет, чтобы кто-то разглядывал антики.
Он просто вымотался. Устал.
2. Голова юриста
На границе Голландии, 1621 год
– Буду рассказывать не торопясь, сами разбирайтесь, что интересно его светлости Морицу Оранскому, – начал аббат Скалья.
Жербье продолжал разглядывать знаменитого аббата, знакомого со всеми правителями Европы, знавшего все их секреты. Аббат был похож на крестьянина в монашеской рясе: мясистый нос, массивные и грубые руки. Однако когда Скалья заговорил, Жербье понял, что этот голос – низкий, властный – может звучать вкрадчиво и подчинять исподволь.
– Вы не будете против, если я прилягу, господин аббат? Наелся так, что если не лягу, то шлепнусь под стол, как лягушка в трясину. – Жербье положил под голову плащ и улегся на широкую лавку.
– Да делайте что хотите, я просто расскажу, что знаю, об истории, тесно соединившей семью Оранского с семейством Рубенса, – отвечал аббат Скалья. – Но это надолго, до утра. Итак, судьба семьи Яна Рубенса, доктора права и члена антверпенского городского совета, изменилась в 1568 году, когда юрист Ян Рубенс и его жена, дочь торговцев по имени Мария Пейпелинкс, с тремя детьми – сыновьями Хендриком и Яном Баптистом, а также дочерью Бландиной – бежали из Антверпена. Ян Рубенс крестил детей по протестантскому обряду и, спасаясь от испанской инквизиции, бежал в немецкие земли, в католический Кельн, где протестантов не преследовали. В изгнании семье повезло: адвокат принцессы Анны Саксонской, жены Вильгельма Оранского, некий Йохан Бетс, а он был тоже фламандцем и должен был срочно съездить на родину, порекомендовал принцессе на время своего отсутствия нанять юриста Рубенса.
Анна Саксонская, в отрочестве самая богатая невеста Германии, в 1561 году стала второй женой Вильгельма Оранского, она принесла ему приданого на 100 тысяч талеров – в то время в Европе это было самое большое приданое, и прежде Оранского к Анне сватался наследник шведского престола. Вскоре после свадьбы в письмах к матери и братьям, с которыми у Оранского были трогательные отношения, он стал жаловаться на ссоры с кривобокой Анной. Когда умер их первенец, скандалы стали совсем безобразными, доходило до драк. Поневоле возглавив войну во Фландрии против испанцев – кроме него, никто из крупных землевладельцев на это не решился, – принц Вильгельм Оранский потратил свои деньги, потом наследство жены, затем стал занимать у родственников и знакомых, обещая с помощью наемников вырвать у испанцев Фландрию. Желающих рискнуть и поддержать его игру нашлось немного. Герцог Альба, посланный королем Испании усмирить богатую, но непокорную Фландрию, первым делом казнил соратника Оранского – графа Эгмонта, который, как ни странно, был готов в разумных пределах поддержать испанцев и по этой причине безбоязненно дал себя арестовать. Его показательно казнили в 1568-м, в июне, что стало началом активного сопротивления фламандцев и пролития большой крови.
Вильгельм Оранский был воспитан при брюссельском дворе в католической вере, он не готовился к роли вождя в войне протестантов против католической Испании, но его вынудили обстоятельства: возглавь сопротивление или полезай в испанскую петлю! Он стал скрываться, начал собственную войну против Испании и пытался на это собирать деньги по всей Европе. Чем дело кончилось – мы с вами прекрасно знаем: северная часть Фландрии отделилась, Вильгельм Оранский по прозвищу Молчаливый стал первым правителем нового государства, первым штатгальтером, отцом вашего нынешнего повелителя – Морица Оранского. Но это все случилось позже, спустя десятилетие после истории, которую я хочу вам поведать…
Принцессе Анне Саксонской не было никакого дела до планов мужа: единственное, чего она хотела – сохранить имущество для себя и для детей, она привыкла к роскоши. Пока Вильгельм Оранский скрывался, она наняла юристов: сначала Иохана Бетса, а затем Яна Рубенса – для составления исков к собственному мужу, чтобы в случае гибели Вильгельма, которая представлялась очень вероятной, а также в случае конфискации его земель ей с детьми не остаться без средств. Толковый юрист Ян Рубенс посоветовал принцессе ходатайствовать при испанском дворе в Брюсселе, чтобы Анне передали земли, конфискованные у Вильгельма испанцами. При этом надо заметить, что Ян Рубенс был хорошо знаком с принцем Вильгельмом Оранским: еще в Антверпене Вильгельм поручал юристу Рубенсу писать проекты примирительных манифестов, в те времена принц считал, что с испанцами можно договориться.
Под диктовку Рубенса Анна Саксонская в отсутствие мужа стала требовать у родственников Оранского 12 тысяч гульденов в год – или же отдать ей доходы замков Диц и Гадамар до совершеннолетия детей, что давало бы ей приблизительно такую же сумму дохода.
– Вы слушаете меня, господин Жербье? – спросил аббат негромко: ему показалось, что его собеседник всхрапнул. – Повторять не буду, как хотите, так и запоминайте…
Жербье сонно пробормотал что-то про свою прекрасную память.
