Джамбеллино усмехнулся:
– А я не научился.
Мастер еще глотнул вина, а потом, по-старчески крякнув, поднялся и пошел к мольберту.
– Не всегда с возрастом становишься мудрее. Не во всем. Я понимаю, что кажусь тебе очень старым, но я тоже должен продолжать меняться. В работе, я имею в виду. Вот так, мальчик.
Тициан удивился, что прославленный художник недоволен собой.
– Мастер, как вы думаете, кто мог ударить меня этим, ну, пестиком? Что, в мастерскую забрались воры? Вы сами их прогнали? Или я спугнул?
– Хо-хо, ты напугал не вора, а дружка моей жены. Пока я, как обычно, задремал после обеда, они там кувыркались. Уж не знаю, что именно вытворяли, не могу сказать тебе определенно. Тут ты заглянул в окно – или что? Впрыгнул?
– Я заглянул сначала, никого не увидел, решил проверить. Но то, что вы говорите, – никак не думал. Простите, мастер!
– Вижу, что этот негодяй любит мою жену, раз чуть не грохнул тебя из-за нее! Шучу. Все, – вздохнул мастер без особой грусти, – хватит об этом. Расскажи мне лучше, почему в праздник притащился на работу? Тебе бы с девицами гулять и любоваться майским днем.
– Я шел, возвращался, – вздохнул Тициан. – В общем, не знал, куда пойти, и мне захотелось работать.
– Это я понимаю… но вот ты попал под руку этому… кажется, он каменотес, хотя я не знаю наверняка.
Тициан задумался, гадая, долго ли он пролежал без сознания на полу и где спрятались любовники. А главное – как это мастер может жить с такой женой? Раньше Тициан считал, что она просто угрюмая и плохо готовит, а оказалось, что Мария еще и дурная женщина! Хотя… Джамбеллино, наверное, лет семьдесят пять, а Мария вовсе не старая, едва ли ей исполнилось тридцать. Взгляд Тициана снова упал на прекрасную мадонну, над которой трудился мастер, на ее лучезарное лицо, красиво уложенные складки ее синего покрывала.
– Плащ! – Тициан вскочил и побежал к лестнице. – Я оставил у колодца мой плащ!
Он в три прыжка сбежал вниз, открыл окно, выпрыгнул и помчался во двор; вблизи колодца Тициан не увидел ничего, что могло напоминать синий бархатный плащ. Он обежал соседние переулки, вернулся во двор, заглянул в колодец – все было бесполезно. Им обоим, и мастеру, и ему, сегодня не повезло. А еще придется идти выслушивать насмешки Франческо, нечем теперь задобрить брата.
– Что случилось? – поинтересовался Джамбеллино, когда Тициан вернулся, понурив голову.
– Плащ украли. За три дуката вчера купил!
– Хм, зачем тебе такой дорогой плащ накануне жаркого лета?
– Меня пригласила Катерина Венета, а подходящей одежды у меня нет, – признался Тициан.
– А почему не пошел-то к ней?
– Я пошел, но потом… просто сразу решил уйти оттуда.
Джамбеллино усмехнулся:
– Испугался?
– Я не знаю.
– Так ты не попробовал угощение в доме Катерины? Много потерял, скажу я тебе, она понимает толк в роскошной еде, в вине. Выходит, совсем не ел сегодня? Да еще по башке получил, хо-хо. Марии нет, и вряд ли она сегодня вернется. Если вернется вообще, негодница! Пойдем в кухню, может, найдем там что-нибудь для тебя.
По узкой лестнице они спустились на первый этаж в кухню. Мастер погремел посудой и поставил на стол варево в горшке, дал ложку Тициану, и тот набросился на еду. Старик молча смотрел.
* * *
– Дзордзи, спасибо, что предложил мне работу, – Лоренцо был смущен. – Но я не собираюсь уходить от Джамбеллино. Я нужен ему, и мне нравится с ним работать.
– Ты давно готов, Лоренцо, стать самостоятельным, но ты добрый, боишься обидеть мастера, я понимаю тебя, – сказал с улыбкой Джорджоне. – Однако когда-то надо решиться и пойти своим путем.
– Пока что Джамбеллино дает мне заказы, а отдельную мастерскую я не потяну.
– Подожди меня, я быстро вернусь! – Джорджоне устремился за Катериной Венетой, которая, по обыкновению не попрощавшись с гостями, была готова уйти отдыхать. Она подошла к дверям зала под руку с кудрявым толстяком.
Лотто остался стоять рядом с Маддаленой.
– Лоренцо, – красавица смотрела художнику в глаза, – мне показали портрет, который ты написал для одного моего знакомого.
– Для кого?
Тут неожиданно вернулся Джорджоне:
– Лоренцо, скажи мне точно свой день рождения и где ты родился.
Художник вздрогнул:
– Я? Зачем тебе, Дзордзи?
– Пока не скажу, – Джорджоне покосился на Маддалену, – просто назови, я объясню потом.
– А мой день рождения сказать? – Маддалена кокетливо повела плечами.
– Обязательно! Когда мы будем одни, ладно? – Джорджоне нежно дотронулся до ее плеча.
– Я родился в Венеции, в 1480-м, – сообщил Лотто.
– Число и время?
– 15 мая, кажется так записано, точное время мать не говорила. Кто этот толстяк, за которым ты бегаешь, Дзордзи?
– Джулио Камилло Дельминио, архитектор и маг. Ладно, я вернусь скоро, – Джорджоне поспешил в покои Катерины.
– Дзордзи боится оставить меня на минуту, думает, я сбегу, – рассмеялась Маддалена, поправляя волосы. – Или найду покровителя побогаче.
– А ты где родилась? – поинтересовался Лотто, любуясь локонами девушки.
– Я из Рима, Лоренцо.
– О-о-о, я и смотрю, ты не похожа на наших…
– Чем не похожа?
– Ты веселая, очень приятно с тобой разговаривать!
– Мне тоже, я об этом же думала сейчас! – рассмеялась Маддалена. – Наверняка мы с тобой можем не только болтать, – она посмотрела на Лоренцо многозначительно, не переставая улыбаться.
Гости вдруг закричали: «Просим, читайте!», обращаясь к человеку с черными глазами навыкате. Пьетро Бембо объявил:
– Мой друг, доктор Иероним Фракасторо из Падуи, прочтет свою новую поэму.
– Я ее не закончил, Пьетро, ты торопишься!
– Прочти хотя бы начало, – убеждал ученого Пьетро Бембо.
– Это было просто упражнение в стихосложении, даже шутка, – черноглазый человек прочистил горло, готовясь к выступлению. – Поэма называется «Сифилус, или Галльская болезнь». В ней речь идет о пастухе, я назвал его редким именем Сифилус, ну, выбрал имя, которое мало кто слышал. В моей поэме этот молодой пастух Сифилус имел несчастье прогневать Аполлона, за что жестокий бог Олимпа послал ему наказание в виде бубонов и чирьев, то есть в виде неизвестной прежде болезни.
– Да, это опасная французская болезнь без имени, мессир Фракасторо изучает ее и ищет способы лечения, – объяснил Бембо. – А мы тем временем все молимся о его здоровье.
– Он жертвует собой ради нас, общаясь с опасными красотками, – вокруг засмеялись.
