С двумя узлами скарба, где была одежда, немногие материалы, художник постучался в дверь жилища брата. Франческо принял его, но Тициану пришлось выслушивать нотации. Старший, конечно, все предвидел, он предупреждал, что Тициан выбрал опасный путь, а теперь, когда все, и в первую очередь вероломные нобили, от него отвернулись, он пришел к брату, которого никогда не уважал и не слушал. А что прикажете теперь делать? Тициан столько лет делал вид, что нет у него в Венеции никакого старшего брата, и вот теперь, все потеряв, наверняка будет сидеть у него на шее. И ныть! А Бастьяно Дзуккато – пусть Тициан не надеется! – не возьмет его класть мозаику в Сан-Марко. Да, и еще неизвестно, а вдруг Тициан заразился французской болезнью от своей грязной куртизанки? Тогда даже он, набожный Франческо, не знает, сможет ли он принять Тициана в свое честное жилище! Или же должен сразу отправить непутевого брата в лазарет!
Тициан лежал, отвернувшись к стене. Он не мог подняться с кровати несколько дней, было ощущение, будто он упал с верхнего яруса строительных лесов и разбился. Недавно казалось, что столько прекрасного впереди! Правда, что ли, говорят, что, когда удача слишком стремительна, – это над человеком насмехается лукавый?
Но нет, не все было плохо. Тициан получил приглашение от Барбариго на пир в честь того, что войска Республики оттеснили французов в Западные Альпы, и некоторые военачальники на время вернулись в город для Военного совета. Во дворце Барбариго Тициан увидел медленно передвигающуюся Виоланту на дзокколи, ее вел под руку сам Пьетро Контарини, дядя Таддео.
Тициану хотелось уйти сразу, скрыться, как тогда, когда он сбежал из дворца Катерины. Но теперь он был знаком со многими и пришлось остаться. Кроме того, он пришел с твердым намерением рассказать кому-нибудь из близких друзей Дзордзи о том, что творится в мастерской.
– Здравствуй, Виоланта, – кивнул он свой подруге, проходя мимо.
– Здравствуй, Тициан, – ответила она спокойно и отвернулась.
– Добрый день, мессир Контарини, – пришлось ему поздороваться со спутником Виоланты и поклониться.
– А, Тициан! Говорят, пока я был на войне, ты стал известным художником? – насмешливо приветствовал его сенатор. – Я видел роспись Фондако, поздравляю! И Дзордзи молодец.
Тициан хотел отойти, но сенатор продолжал:
– Даже на Большом Совете говорят о тебе! Барбариго не дает всем покоя. А ты придумал, чем украсить эту скучную стену? Она, как серая заплата в зале, скучно смотреть на нее, изобрази там что-нибудь неприличное! – Сенатор долго смеялся, Виоланта улыбалась.
Это было неприятное напоминание. Тициан не мог ничего придумать для той огромной стены, ничего такого, что давало бы ему уверенность, что он не опозорится. Он осознал, что пока слишком плохо знает историю Венеции и не готов приняться за почетную работу. Может, события последних дней так повлияли на него, сломили его волю?
– Я работаю, думаю все время, – вежливо поклонился Тициан. – Про эту картину.
– Ну, желаю удачи, – сенатор равнодушно отвернулся.
С громким стуком упал на мраморный пол тяжелый веер Виоланты. Контарини – человек пожилой и израненный, слуги были далеко, так что Тициану пришлось наклониться. Но не так просто было найти веер среди широких юбок праздничного наряда Виоланты. Натурщица осторожно переступала на высоченных дзокколи, пальцы Тициана запутались в складках парчи, а потом в его руке оказалась записка. Ни на кого не глядя, он вышел во внутренний двор дворца, туда, куда во время пира гости спускались по нужде. Найдя укромное место, прочитал записку: «Приходи ко мне сегодня в полночь. В.».
«Господи, спасибо, что ее странная игра закончилась! С чем бы это ни было связано – с капризами, месячными или еще с чем! Главное, она назначила мне свидание!» – лишь теперь Тициан осознал, как соскучился по щедрой любви Виоланты, по ее телу.
Остаток вечера художник провел в приятных беседах с Барбариго и Пьетро Бембо. Он передумал жаловаться им на Морто да Фельтре. Дело касается Маддалены, решил он, надо быть деликатным. Джорджоне скоро вернется и разберется во всем сам, а он, Тициан, поможет другу и поддержит его. Время от времени он тайком бросал взгляды на Виоланту, любовался ею. Единственное, о чем жалел, – что явится к ней сегодня без подарка.
* * *
Общество Азоло, приунывшее из-за войны, встретило Джорджоне с восторгом. Но он лишь один вечер провел в придворном кругу королевы, развлекая дам пением и музыкой. И даже в этот вечер музицировал недолго, рано удалившись беседовать с Катериной.
Все другие дни Дзордзи работал в Верхнем замке. То, что он там увидел и услышал, его расстроило, ему даже показалось, что от напряженных раздумий Камилло слегка тронулся рассудком. Например, он ничего не желал слышать про Лоренцо Лотто, кричал, что пригрел предателя, обучил его секретам, что Лоренцо обыкновенный пьяница, не способный быть помощником мага и ученого. Камилло утверждал, что страшная лукавая женщина явилась сюда, чтобы их всех погубить и украсть великие тайны. Дзордзи понял, что эти горячечные измышления родились в голове Камилло от одиночества и переутомления. Архитектор трудился в одиночестве уже несколько недель и был похож на голодного поникшего льва. Еще Камилло помешался на запахах: он принюхивался то в комнате, то у раскрытого окна, он обнюхал Дзордзи, когда они встретились впервые после разлуки, и потом продолжал его обнюхивать каждое утро при встрече. Камилло серьезно объяснил другу, что открыл в себе редкий дар узнавать о состоянии здоровья и даже отчасти о судьбе человека по его запаху. А вернее всего можно это определить, обнюхав пот и мочу, сообщил маг. И добавил, что тайна силы запахов, о которой другие люди забыли, – ну, кроме древних арабов, которые знали обо всем на свете, – эта тайна поможет им в их великом делании, усилив вибрации определенных планет на определенных уровнях Театра. Джорджоне слушал изумленно, искренне надеясь, что его ученый друг не помешался окончательно.
– Только надо найти возможно точное соответствие между планетами и разными земными ароматами или сочетаниями ароматов, – добавил Камилло. – А пока тебе тоже стоит потренировать свое обоняние на разных цветах и плодах. Ты вот думаешь, для чего нам дано удовольствие от вкушения аромата розы? Или почему столь полезные лук и чеснок пахнут неприятно?
Дзордзи пожал плечами, думая лишь о том, как найти и вернуть в Верхний замок Лоренцо Лотто.
– Вот видишь! Ты не знаешь! Можно подумать, Господь по недосмотру дал нам какие-то лишние чувства, которыми мы не пользуемся. Мы просто еще не доросли до понимания их значения. А я учусь использовать их силу!
Попытки Дзордзи узнать, согласен ли Камилло помириться с Лотто, ни к чему, кроме возмущенных слов и оскорблений в адрес бывшего помощника, не привели. Наконец терпение кончилось и у Дзордзи.
– Вот скажи на милость, Джулио, когда ты грязно ругаешься на людей, словно раб-носильщик, что в этот момент происходит с твоими вибрациями? А? Думаешь, обижать людей так же полезно, как нюхать твои священные розы?!
