– Мерзость какая, – говорил он, – он же твой брат!
– Тише, Дерек, – твердо сказала Джули. – Разбудишь Тома.
– Что за мерзость! – повторил Дерек, и за ним захлопнулась дверь.
Джули спрыгнула с кровати, заперла дверь и прижалась к ней ухом. Мы ждали звука отъезжающей машины, но не слышали ничего, кроме дыхания Тома. Джули улыбнулась мне. Подошла к окну, раздвинула занавески. Дерек пробыл здесь так недолго, что, казалось, он нам почудился.
– Наверное, пошел вниз, – сказала Джули, снова устраиваясь рядом со мной. – Может быть, жалуется Сью.
Минуту или две мы лежали неподвижно, ожидая, пока утихнут отзвуки его голоса. Затем Джули положила ладонь мне на живот.
– Посмотри, какой ты бледный, – сказала она, – особенно рядом с моей рукой.
Я взял ее руку и приложил к своей. Ладони у нас оказались почти одинаковые. Мы сели и сравнили линии на ладонях – они оказались совсем разные. Тогда мы начали долгое исследование наших тел. Лежа на спинах бок о бок, мы сравнивали свои ноги. Пальцы ног у нее оказались длиннее, чем у меня, а ступни – меньше и стройнее. Мы измеряли руки, ноги, шеи и языки, но самыми похожими оказались пупки: две одинаковые впадинки, чуть скошенные на сторону, с одинаковыми завитками в глубине. Только когда я сунул пальцы Джули в рот, чтобы пересчитать ей зубы, оба мы засмеялись над тем, что делаем.
Я перекатился на спину, и Джули, все еще смеясь, оседлала меня, взяла мой член и направила его в себя. Все произошло очень быстро: мы вдруг замерли, не в силах взглянуть друг на друга. Джули затаила дыхание. Путь мне преграждало что-то мягкое: я почувствовал, как член мой растет внутри ее и что-то подается и освобождает ему дорогу. Джули вздохнула и, наклонившись, легко поцеловала меня в губы. Затем слегка приподнялась и снова опустилась. Где-то в животе у меня родилась прохладная дрожь, и я тоже вздохнул. Наконец мы взглянули друг на друга.
– Вот видишь, – с улыбкой сказала Джули, – как легко.
Я приподнялся и зарылся лицом ей в грудь. Она снова взяла двумя пальцами сосок и нашла мой рот. Я начал сосать, и по телу сестры прошла все та же легкая дрожь, и в этот миг я услышал и ощутил далекие, мощные, в ритме биения сердца удары, что шли откуда-то снизу и, казалось, сотрясали весь дом. Я откинулся на спину, а Джули наклонилась вперед. Мы двигались в ритме ударов, и казалось, что эти удары двигают нас, сотрясают и толкают друг к другу. В какой-то миг, взглянув вбок, я заметил между прутьями кроватки лицо Тома. Мне показалось, что он смотрит на нас, но нет, глаза его были закрыты. Я тоже закрыл глаза. Чуть позже Джули решила, что пора заканчивать. Но это оказалось не так-то легко. Моя нога застряла между ее ног. Мешали одеяла. Мы попытались перекатиться на бок, но едва не свалились с кровати, так что пришлось катиться обратно. Я локтем прижал волосы Джули к подушке, и она громко ойкнула. Оба мы засмеялись, на миг забыв, чем занимаемся. А скоро мы уже лежали бок о бок, прислушиваясь к мощным ритмичным ударам, теперь чуть более медленным, чем прежде.
Потом мы услышали, как Сью колотит в дверь и зовет Джули. Та открыла, и Сью бросилась ей на шею. Джули отвела ее на кровать и усадила между нами. Сью сотрясала нервная дрожь, она изо всех сил сжимала губы. Я взял ее за руку.
– Он разбивает бетон, – сказала она наконец. – Он нашел кувалду и разбивает бетон.
Мы прислушались. Теперь удары звучали не так громко, а паузы между ними стали длиннее. Джули встала, заперла дверь и прислушалась. Некоторое время ничего не было слышно. Затем – шаги перед домом. Джули подошла к окну:
– Садится в машину.
Снова долгая тишина. Затем мы услышали рев мотора – и автомобиль исчез, пронзительно взвизгнув шинами. Джули задернула занавески, подошла к нам, села рядом со Сью, взяла ее за другую руку. Так мы сидели втроем на краю кровати. Долго никто не произносил ни слова. А потом, словно проснувшись, мы начали шепотом говорить о маме. Мы говорили о ее болезни, и о том, как несли ее по ступенькам вниз, и о том, как Том пытался забраться к ней в постель. Я напомнил о том, как мы остались одни на весь день и дрались подушками. Оказалось, что Сью и Джули совершенно об этом забыли. Мы вспоминали поездку за город – давным-давно, еще до рождения Тома, – и спрашивали себя, что сказала бы мама о Дереке. Все сошлись на том, что она бы его и на порог не пустила. Мы не чувствовали горя – лишь какое-то благоговение. Если кто-то начинал говорить громко, остальные на него шикали. Мы говорили о том, как праздновали мой день рождения у маминой постели и как Джули сделала стойку на руках. Уговорили ее сделать то же самое еще раз. Она отбросила в сторону одежду, валявшуюся на полу, и перевернулась вверх тормашками, стрелой вытянув к потолку стройные, загорелые, чуть дрожащие от напряжения ноги. Мы со Сью тихо захлопали. Снаружи послышался шум двух или трех машин, хлопанье дверей, торопливые шаги нескольких человек. Этот шум разбудил Тома. Сквозь щель занавесок пробился мерцающий голубой свет и образовал на стене вращающееся колесо. Том сел и, моргая, уставился на нас. Мы столпились вокруг кроватки, а Джули наклонилась к нему и поцеловала.
– Доброе утро, малыш! – сказала она.
