На этот раз я открыл глаза и проснулся полностью. В комнатке было жарко и душно из-за закрытого окна. За стеной все еще плакал Том. Я встал, голова у меня закружилась, и пришлось прислониться к гардеробу. Я открыл его и начал шарить в поисках одежды. Из гардероба выкатилась лампа, упала на пол и разбилась. Я выругался громким шепотом. Темнота и духота мешали продолжать поиски. Ощупью, выставив перед собой руки, я добрался до двери, вышел на площадку, постоял, давая глазам привыкнуть к свету. Снизу слышались голоса Джули и Сью. При звуке открывающейся двери Том замолк, а затем захныкал снова – притворным, неубедительным плачем, на который Джули не обратила бы внимания. Дверь в ее спальню была открыта, и я тихо вошел туда. В комнате горел очень тусклый ночник, и поначалу Том меня не заметил. Он сбил все простыни и одеяла в конец кровати и лежал на спине голый, глядя в потолок. Хныканье его напоминало нестройное пение. Иногда он словно забывал, что плачет, и умолкал, затем вспоминал и принимался хныкать громче. Минут пять или около того я просто стоял у его кровати и слушал. Одну руку он закинул за голову, а двумя пальцами другой теребил свой член.
– Так-так, – сказал я.
Том откинул голову и посмотрел на меня без всякого удивления. Затем снова устремил взор в потолок и захныкал. Я подошел к его кроватке сбоку и сурово спросил:
– Что с тобой? Какого черта ты ревешь?
Тут Том заревел по-настоящему, хлюпая и роняя слезы на простыню.
– Подожди, – сказал я и попытался опустить бортик кроватки. В темноте я никак не мог понять, как отщелкивается замок. Брат набрал полные легкие воздуха и заорал. Его крик мешал сосредоточиться. Я ударил по замку кулаком, затем схватил кроватку за прутья и потряс так, что она закачалась. Том засмеялся, что-то поддалось, и бортик упал на пол.
– Еще раз! Сделай так еще раз! – потребовал Том пискливым младенческим голоском.
Я сел на край кровати, на сбитую кучу одеял. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, затем он спросил обычным голосом:
– А почему ты неодетый?
– Потому что жарко, – ответил я.
Он кивнул:
– Мне тоже жарко.
Теперь он лежал, закинув за голову обе руки, словно загорающий на пляже, и был уже совсем не похож на младенца.
– Ты поэтому ревел? Потому что жарко?
Он немного подумал и кивнул.
– Так ведь от плача еще жарче станет, – сказал я.
– Я хотел, чтобы пришла Джули. Она сказала, что обязательно придет.
– Зачем она тебе?
– Потому что я ее хотел.
– А зачем?
Том нетерпеливо прищелкнул языком:
– Потому что я ее хотел!
Я скрестил руки на груди. Мне захотелось задать ему пару вопросов.
– Ты помнишь маму? – Он приоткрыл рот и кивнул. – А ее не хочешь?
– Она же умерла! – с негодованием ответил Том.
Я забрался в детскую кроватку с ногами, и Том подвинулся, чтобы освободить мне место.
– Да, она умерла, – сказал я. – И все равно, разве ты не хочешь, чтобы к тебе пришла она, а не Джули?
– Я хожу к ней в комнату, – похвастался Том. – Я знаю, где Джули держит ключ.
Запертая спальня почти стерлась из моей памяти. Когда я думал о маме, мне всегда вспоминался подвал.
– И что ты там делаешь? – спросил я.
– Ничего.
– Что там сейчас?
– Джули все убрала, – пожаловался Том. – Все мамины вещи.
– А зачем тебе мамины вещи?
Том уставился на меня так, словно я задал бессмысленный вопрос.
– Ты играл с ее вещами? – спросил я.
Том кивнул и поджал губы, подражая Джули.
– Мы переодевались и придумывали разные вещи.
– Вы с Джули?
Том захихикал:
– Дурак, мы с Майклом!
Майклом звали его приятеля из многоэтажек.
– Вы одевались в мамину одежду?
– Мы играли в маму и папу, и еще в Джули и тебя, и еще в Джули и Дерека.
– А как вы играли в Джули и меня? – И снова Том посмотрел на меня так, словно не понял вопроса. – Ну, что вы делали?
– Просто играли, – неопределенно ответил Том.
Из-за того, как падал на его лицо свет, или оттого, что у него были свои секреты, но Том показался мне маленьким мудрым старичком, лежащим у моих ног. Мне стало интересно, верит ли он в рай.
– А ты знаешь, где сейчас мама? – спросил я.
Том уставился на потолок и ответил:
– В подвале.
– Как в подвале? – прошептал я.
– В подвале. В сундуке, под бетоном.
– Кто тебе сказал?
– Дерек. Он сказал, ты положил ее туда.
Том повернулся на бок и поднес палец ко рту.
Я потряс его за ногу:
– Когда он тебе сказал?
Том помотал головой. Он никогда не знал, когда случилось то или другое – вчера или на прошлой неделе.
– А что еще сказал Дерек?
Том сел, расплывшись в улыбке:
– Сказал, вы делаете вид, что там лежит собака. – Он рассмеялся. – Собака!
Том потянул на себя угол простыни, снова перекатился на бок и, не закрывая глаз, сунул палец в рот. Я сунул себе под спину подушку. Мне здесь нравилось. Все, что я только что услышал, казалось неважным. Хорошо бы, думал я, поднять бортик и просидеть так всю ночь. В последний раз, когда я спал в этой кроватке, все у нас было в порядке. Когда мне было четыре года и я верил, что это мама придумывает и показывает мне по ночам сны. А если спрашивает, что мне снилось, то только для того, чтобы проверить, правду ли я скажу. Кроватка отошла Сью гораздо раньше, когда мне было два года, но сейчас я чувствовал в ней что-то очень знакомое: влажный солоноватый запах, расположение прутьев, сонное удовольствие уютной темницы. Шло время. Том закрывал и снова открывал глаза, палец его скользнул глубже в рот. Но мне еще не хотелось, чтобы он засыпал.
– Том! – прошептал я. – Том! Почему ты хочешь снова стать маленьким?
– Ты меня сейчас раздавишь! – ответил он жалобно, словно снова готовясь заплакать, и слабо пихнул меня ногой из-под простыни. – Ты меня совсем раздавил, и это моя кровать, и…
Тут голос его прервался, веки сомкнулись, дыхание обрело глубину и ритм. Минуту или две я смотрел на него, пока легкий шум у дверей не подсказал мне, что за мной тоже наблюдают.
– Нет, вы только посмотрите, – прошептала Джули, пересекая комнату. – Только посмотри на себя! – Она пихнула меня в плечо и зажала себе рот рукой, сдерживая рвущийся наружу смех. – Два голых младенчика!
