– Если бы я ее совсем не любил, – возразил я, – сейчас она бы мне не снилась, как ты думаешь?
– Ты видел сон не о ней, а о самом себе, – ответила Сью. – И мой дневник тебе нужен, чтобы почитать о себе.
– Так что же, – сказал я, – значит, ты ходишь в подвал, садишься на табуретку и там записываешь в этот черный блокнотик все, что о нас всех думаешь?
И захохотал, громко и натянуто. Мне было очень не по себе, так что я старался смеяться погромче. Руки мои лежали на коленях: я их видел, но почти не чувствовал.
Сью долго смотрела на меня – так, словно не видела перед собой, а вспоминала. Затем достала из-под подушки блокнот, открыла и начала листать. Я перестал смеяться и ждал.
– «Девятое августа… Ты умерла девятнадцать дней назад. Сегодня мы о тебе совсем не вспоминали. – Она помолчала, скользя глазами по строчкам. – Джек весь день злится. Поколотил Тома за то, что тот шумел на лестнице. У Тома царапина через все лицо, и кровь долго не останавливалась. На обед ели суп из консервов. Джек ни с кем не разговаривал. Джули рассказала про своего парня, его зовут Дерек. Сказала, что хочет как-нибудь привести его домой, и спросила, не возражаем ли мы. Я сказала: нет. Джек сделал вид, что ничего не слышал, и ушел наверх. – Она полистала страницы, нашла другую запись и начала читать с большим выражением: – С тех пор как ты умерла, он ни разу не стирал свою одежду. Не моет ни руки, ни лицо, вообще не моется. От него страшно воняет. Когда он берет хлеб руками, после него этот хлеб неприятно есть. И сказать ему ничего нельзя, потому что он дерется. Чуть что – сразу лезет в драку, и только Джули умеет с ним разговаривать…»
Она хотела прочесть что-то еще, но передумала и захлопнула блокнот.
Несколько минут после этого мы вяло спорили о том, что сказала Джули за обедом.
– Не говорила она, что кого-то приведет домой! – говорил я.
– Нет, сказала.
– Нет, не говорила!
Сью надоело спорить, она присела на корточки и начала разбирать свои книги. Когда я выходил, она не подняла головы.
Внизу орало радио – так громко, как мы никогда не включали прежде. Спортивный комментатор вопил что-то о бегунах. На верхней площадке лестницы сидел Том. Сегодня на нем было туго подпоясанное бело-голубое платьице, а вот парик свой он где-то потерял. Когда я присел рядом, ноздрей моих коснулся слабый неприятный запах. Том ревел, прижимая кулаки к глазам, из носа у него свисала зеленая сопля. Глубоко вдохнув, он втянул соплю обратно. Несколько минут я молча смотрел на него. Кажется, из гостиной доносились голоса, но за воплями диктора ничего нельзя было разобрать. Я спросил Тома, что случилось. Сначала он зарыдал громче, затем, немного успокоившись, прохныкал:
– Джули на меня накричала и стукнула! – И заревел с новой силой.
Я двинулся вниз. Скоро стало понятно, почему так орет радио: Джули и Дерек ссорились. Я остановился у дверей и прислушался. Кажется, Дерек о чем-то упрашивал Джули – в его голосе слышались умоляющие нотки. Потом оба заговорили разом, почти крича друг на друга. Когда я вошел, оба сразу замолчали. Дерек стоял, прислонившись к столу, скрестив ноги и сунув руки в карманы. Сегодня на нем был темно-зеленый пиджак и шейный платок с золотой брошью. Джули стояла у окна. Я прошел между ними и выключил радио, затем обернулся, ожидая, кто из них заговорит первым. Интересно, подумал я, почему они не вышли в сад? Ругались бы там сколько влезет.
– Что тебе? – спросила Джули.
В отличие от Дерека она была одета по-домашнему: в пластиковых босоножках, джинсах и рубашке, завязанной узлом под грудью.
– Просто спустился посмотреть, отчего такой шум, – ответил я. И, глядя на Дерека, добавил: – И узнать, кто побил Тома.
Джули молчала, постукивая ногой по полу. Ясно было: она ждет, когда я уйду.
Я снова прошел между ними – нарочито медленно, приставляя носок к пятке, словно измерял расстояние шагами. Дерек негромко откашлялся и потянул из кармана часы. Открыл их, закрыл, снова убрал. С того дня, как он впервые пришел к нам домой – это было около недели назад, – я его больше не видел. Но несколько раз он заезжал за Джули на машине. Снаружи слышался мягкий рокот мотора. Джули выбегала из дому, а Сью и Том бросались к окнам, и только я делал вид, что мне все равно. Два или три раза Джули уезжала на всю ночь. Мне она ничего не рассказывала, но всякий раз на следующее утро долго пила чай со Сью, они часами сидели на кухне и секретничали. Небось Сью потом все записывает в свой блокнотик, думал я.
Вдруг Дерек улыбнулся мне и спросил:
– Джек, а ты как поживаешь?
Джули шумно вздохнула.
– Не надо, – сказала она.
– Да ничего, – ответил я с самым независимым видом.
– Чем сейчас занимаешься?
– Да так, ничем особенным, – ответил я, покосившись на Джули. Ее явно злило, что я разговариваю с ее Дереком. – А ты?
Дерек подумал, затем со вздохом ответил:
– Играю по маленькой. Ничего серьезного – так, для тренировки.
Я кивнул.
Дерек с Джули сердито смотрели друг на друга, а я переводил глаза с одного на другого, ожидая, кто из них заговорит первым. Наконец Дерек сказал, не отрывая взгляда от Джули:
– Ты сам когда-нибудь играл?
Не будь здесь Джули, я непременно ответил бы «да». Мне случалось видеть, как играют в бильярд, и правила я знал, но сам не играл никогда. Так что ответил честно:
– Да нет.
Дерек снова вытащил часы:
– Хочешь, поедем со мной, сыграем вместе?
Джули снова шумно вздохнула и быстро вышла из комнаты. Дерек проводил ее взглядом, затем добавил:
– Конечно, если ты сейчас ничем не занят.
Я тяжело задумался и наконец ответил:
– Да нет, я сейчас ничем особенно не занят.
Дерек отошел от стола, отряхнул пиджак. Я заметил, что руки у него очень маленькие и бледные. Он вышел в холл, чтобы поправить перед зеркалом свой шейный платок, и заметил мне через плечо:
– Провели бы вы здесь свет, что ли.
Мы вышли черным ходом. Проходя через кухню, я заметил, что дверь в подвал распахнута, и остановился, думая, не подняться ли наверх и не спросить ли об этом Джули, но Дерек захлопнул дверь ногой и проговорил:
– Пошли, пошли. Я и так уже запаздываю.
И мы поспешили – вокруг дома, через сад, к его низко посаженной красной машине.
К моему удивлению, ехал Дерек очень медленно. Он сидел прямо, на расстоянии вытянутой руки от руля, держа его двумя пальцами, словно ему неприятно было к нему прикасаться. За рулем он молчал. Почти всю дорогу я смотрел на приборную доску, где чернели два ряда циферблатов с блестящими белыми стрелками. Стрелки почти не двигались – кроме секундной стрелки часов. Ехали мы с четверть часа. Наконец свернули с дороги и оказались на узкой улочке, с какими-то складами по обеим сторонам. Кое-где виднелись кучи гнилых овощей, так я понял, что это овощехранилища. На тротуаре мы увидели человека в помятом пиджаке, с масляно блестевшими волосами и свернутой газетой, торчащей из кармана, он равнодушно смотрел на нас. Дерек остановил машину возле него и вышел, не выключая мотора. За спиной у незнакомца начиналась дорожка. Мы прошли мимо него, и Дерек бросил на ходу:
