– Еще не хватало! – Она была возмущена самим фактом наличия этих вопросов. – Мы что, в магазине фарфоровых кукол на заказ? Я хочу ребенка, чтобы любить. Мне все равно, какого цвета глаза любить!
И вот Пете уже четыре года. Усыновили его в полтора. Он тогда отставал в развитии, не ходил и не говорил. Наташа вдохновенно работала мамочкой – отчаянно спасала Петю от прошлого, отмывала от предательства и безразличия. И спасла. Отлюбила. Откормила. Отмассажировала. Прошлое ушло, осталось яркое настоящее и заманчивое будущее.
Сейчас Петя ничем не отличается от сверстников. Ходит в садик, считает до десяти, на празднике осени был Лунтиком. Он и правда похож на Лунтика: пухлый, добрый, улыбчивый и в фиолетовом комбезе.
Надеюсь, когда он вырастет, сможет оценить подвиг матери. Хотя… почему подвиг? Наташа счастлива быть матерью, она взяла Петю, чтобы излить на него запасы нерастраченной любви, а иначе мог бы случиться разрыв сердца. Еще неизвестно, кто кого в этой ситуации спас.
Но вчера Наташа была печальна. Рассказала, что два месяца назад от нее ушел муж. Сказал, что «не так себе это представлял».
«Это» он про Петю, который появился в доме и сразу стал новым пупом земли, а Леша не выдержал конкуренции. Раньше Наташа принадлежала ему, вся без остатка, и она купала его ежедневно в своей прозрачной дистиллированной любви, а теперь ее любовь идет через Лешу транзитом в Петьку, а ему остаются лишь слипшиеся макароны (прости, не успела ничего приготовить – Петьку на массаж возила) и игрушки по всему дому – будто помеченная конкурентом территория.
Легко судить со стороны. Чужую беду рукой разведу. Но Наташа тоже в чем-то не права: не рассчитала мощи урагана своей любви. Она думала, будет штормовое предупреждение, а тут цунами. Мужа, конечно, нельзя выносить за скобки даже ради необходимой реабилитации ребенка. Но и такой отстраненности от Леши она не ожидала. Пришла домой, думала, там муж, а там ледяной горою айсберг из тумана вырастает…
Командной игры не получилось. Они в одной упряжке, но Наташа тянет за двоих, а Леша идет медленно, не в ногу и не в ту сторону… В общем, разошлись.
Я искренне расстроилась. Наташин муж всегда производил впечатление любящего мужчины и отличного семьянина.
– Ты не поторопилась, выгнав его? – осторожно уточняю я. Я всегда за семью, за «попробуй сохранить, если это еще возможно».
Наша новая жизнь, опутанная спрутом соцсетей и пропитанная информационными технологиями, создала нам иллюзию искусственной востребованности.
Вон сколько мужиков у меня в друзьях, зачем мне держаться за мужа, который все свободное время не занят вопросом «как сделать меня счастливой?» Зачем стараться быть хорошим другом – я каждую пятницу могу найти себе новую компанию по интересам… Вот и теряем любовь, размениваем дружбу на иллюзию наличия щедрых альтернатив.
А новый человек – это новый характер, новый запах, новые привычки, новый стресс…
– Я не поторопилась. – Наташа выросла в семье военных и на поставленные вопросы отвечает четко, по уставу.
– Мне казалось, он любит Петю, я видела их пару раз на прогулке… – растерянно говорю я.
– Леша все время, пока я выхаживала Петю, находился в священном ужасе от происходящего. Я думала – ну, стресс, ну, оклемается, дам ему время. Потом Петька встал на ноги, выправился. На тебе, обычный мальчишка, ты же так хотел сына! Но не зажглось у него… Не включилась опция «папа». Он с трехлетним ребенком общался как со взрослым, разве что не по имени-отчеству… «Как прошел день, Петр?» Даже на корточки не опустится, к потолку не подкинет… Я говорю: «Леш, Петру три года. Подойди, построй с ним пирамидку». Захожу через минуту в детскую: сидит Петька в одном углу – рисует, сидит Леша в другом углу – строит пирамидку… Однажды я выгнала их погулять, а сама решила пирогов напечь. Спустя полчаса Леша приносит мокрого Петю. Что случилось, говорю. Петя упал в фонтан…
– Таш, это не криминал. С любым могло случиться…
– Да я не про это. Упал и упал. Фонтан у кинотеатра, минут пятнадцать идти. Знаешь, как Леша нес плачущего, напуганного, замерзающего ребенка? На вытянутых руках. Все пятнадцать минут – на брезгливо вытянутых руках. Как? Как, Оля, можно не обнять сына, который осенью неожиданно плюхнулся в холодную воду и сначала чуть не утонул, а потом чуть не захлебнулся от страха?
Я молчу. Я понимаю, что она хочет сказать. Почему-то вспоминаю историю про детский садик для сына. Я выбирала его долго по разным критериям, но главный, интуитивный – чтобы к сердцу легло. В одном из садиков нас встретила радушная заведующая и повела показывать свои владения. Ей под ноги горошиной бросился малыш из младшей группы, обнял ее за ногу, и она, продолжая беседовать с нами, непроизвольно погладила его по голове. И вдруг ее лицо стало напряженным, она озабоченно посмотрела на ребенка:
– Егорка, мне кажется, ты горячий…
А потом она присела и… поцеловала его в лоб. По-це-ло-ва-ла! Понимаете? Не ладонь приложила, а поцеловала. Так мамы – губами – определяют, есть ли у их детей температура или нет.
Я моментально повернулась к мужу и поймала его взгляд.
– Я понял, – улыбнулся муж. – С садиком мы определились.
Я к тому, что человека, искренне любящего детей, видно сразу, невооруженным глазом.
Наташа куталась в демисезонное пальто, она замерзала. Снаружи – из-за ветра, внутри – из-за разбившихся вдребезги надежд.
– Я видела, что Петька стал его раздражать. Он пришел с работы – хочет тишины, пельменей и в телик потупить. А Петька – ураган. Мальчишка же! Лезет к папе, хочет внимания. А Леша – иди в свою комнату… Я прямо еле сдерживалась, Оль. Хотелось сказать: сам иди! В свою жизнь. Понимаешь? Ты должна понять…
Я молчу и не могу сказать «понимаю». Я через подобное никогда не проходила, как я могу понимать?
– Ну и самое главное, что не могу и не хочу прощать… У нас тут случились трудности с деньгами. Ну, кризис, Лешу сократили. А у нас долги еще со времен Петиной реабилитации, которая в копеечку влетела. Так вот однажды Алексей сказал фразу, которая до сих пор у меня комом в горле стоит: «Если б мы, говорит, взяли ребенка из Москвы, а не из Подмосковья, нам подъемных денег к нему больше бы дали…»
Наташа тяжело вздыхает.
– Оль, ты понимаешь, что это конец? Он за два года не прикипел к Петьке никак, ребенок для него как… игра, инвестиция, проект. Монополия, блин. Просчитался он! Оказывается, можно было бы поискать ребенка поздоровее да с приданым побогаче! Что тут скажешь? Я – ты знаешь – ждала своего Петьку тридцать пять лет. Я за него убью. Я за него умру, не задумываясь. Я третий год насмотреться на него не могу. Он засыпает, а я уже через пять минут скучаю… Как можно вообще думать о стоимости этого счастья? Я не права?
