Она обнаружила его лежащим в кустах. В уголках его губ проступила пена. Его руки вытянулись вверх, словно две клешни, из ступни сочилась кровь. Собаки суетились над ним, радостно тычась мордами ему в пах и в подмышки, вылизывая ему лицо и кровоточащую стопу.
Инджи встала против ветра, чтобы до него донесся запах ее духов. Затем она опустилась рядом с ним на колени, прямо возле его слепой, глухой головы, его ничего не выражающего лица, положила его голову к себе на колени и стала гладить его. Собаки с любопытством сновали вокруг них, солнце медленно ползло над дорогой, бентамки искали укрытия в тени, а в поле вышли рабочие, чтобы вонзить в землю заступы и кирки.
4
— Я хотела сегодня писать, — призналась Инджи Смотри Глубже Питрелли. Она уже выпила две бутылки пива, рюкзак лежал у ее локтя на барной стойке. — Но все пошло не так, и вот я сижу здесь.
— У художников, — Смотри Глубже покачал головой, — нынче тяжелые времена. Вечно лежат на спине, рисуя небо, как Микеланджело.
Инджи со скукой прислушалась к приглушенным голосам пьянствующих за угловым столиком. Незадолго до этого Плимут генерала медленно катил за ней по пятам, и сейчас чуть ли не каждую минуту проезжал мимо паба. Зловонные выхлопные газы, которые выплевывал в воздух этот автомобиль, она узнала бы из тысяч.
Найдя Немого Итальяшку на обочине дороги, она долго успокаивала его, поглаживая по голове, а потом отвела домой. Их следы пересеклись с отпечатками его витиеватого маршрута.
Он крепко вцепился в нее, будто клещами, его ногти оставили глубокие следы у нее на ладони. Она медленно провела его через ворота, надолго задержавшись, чтобы дать ему время свыкнуться с запахами, провела в его комнату.
Склонившись над кружкой пива, она вспоминала, как помогла ему добраться до постели. Она заставила его сесть и стянула с него рубашку. Потом опрокинула его навзничь и расстегнула пряжку на ремне. Сняв с него брюки, она отправилась в ванную комнату и включила воду. Уже там она помогла ему освободиться от кальсон, забраться в ванну и принялась мыть его.
Она долго терла мочалкой его грудь и живот, гениталии, откликнувшиеся на ее прикосновения, а затем заставила его встать, чтобы вымыть ягодицы и ноги, после чего позволила выбраться из ванны, насухо вытерла его и проводила до постели. Она помогла ему облачиться в чистое белье, штаны и рубаху и отвела к прудику на заднем дворе, где и оставила.
Задыхаясь от бега, она влетела в свою комнату, заперла дверь и без сил рухнула на кровать. «Это напоминает любовь к животному, — размышляла она. — Ты не можешь поговорить с ним, не можешь даже почувствовать на себе его взгляд. Похоже на восхитительный пейзаж или что-то такое: ты не получаешь от него ответа в общепринятом смысле, он не обращается к тебе ни с чем, не предоставляет тебе выбора. Да, так и есть: никаких признаков чувства, молчание девственно-чистого существования…
Я не могу любить так, — думала Инджи, — мне нужно больше: суматоха слов, кокетство, едва уловимая поэзия бровей, уголков губ и век, ласки глазами, близость при участии одних лишь слов. Мне нужна ревность, эгоистичность, претензии.
Но я обязана освободить его, должна помочь ему выбраться. Должен быть какой-то способ». Она, взволнованная и воодушевленная, металась на постели, подогревая в себе решимость отправиться писать. Затем она поднялась, захватила рюкзак, распахнула дверь и едва не врезалась в генерала, подслушивавшего за дверью.
— О, мисс Фридландер, я слышал, вы отправились спасать господина Сальвиати от собственной глупости! — В его словах сквозила издевка, но от них не меньше разило упреком.
— Мне нужно идти, генерал. Прошу прощения… — На мгновение он преградил ей путь, но она рванулась мимо него, вышла на улицу и зашагала по тропинке, по которой в обе стороны бежала цепочка ее следов. Она остановилась, только добравшись до бара.
С кем еще ей было поговорить? Адвокат Писториус был всего-навсего нервным, напряженным юношей в старомодном, по-церковному строгом облачении, собиравшим и решавшим маленькие городские скандалы. На кухне ошивались без дела бесконечно треплющие языком слуги, а на террасе матушка вздыхала о временах давно ушедших да о явлениях ангелов. В городке все и каждый шпионили за ней.
Она уронила голову на руки.
— Мисс Ландер? — Смотри Глубже вышел из-за барной стойки, обдав ее неповторимым перегаром с отчетливым запахом бренди.
— Я переживаю за Марио Сальвиати.
— А, это за глухонемого?
— Да, так просто списать его со счетов как глухонемого. И в том-то все и дело. А ведь в этом теле — живое существо, Смотри Глубже, человек.
Смотри Глубже глупо ухмыльнулся. Да, до него тоже дошли истории из кухни Дростди, из которой слуги следили за происходящим во дворе, а потом вечером потчевали своими байками весь Эденвилль, байками, которые потом разлетались между рабочими и служащими Йерсоненда: юная мисс из Кейптауна слишком много внимания уделяет старому итальяшке.
— Генерал держит его у себя, как какую-то собаку. — Инджи потерла глаза. — В голову бы не пришло, что матушка — его родная дочь.
Смотри Глубже полировал бокал.
— В семейках всякое бывает, — заметил он.
— Но должно же быть что-то… хоть что-нибудь… я говорю себе…
Он налил Инджи еще пива, окинув взглядом компанию за угловым столиком, и перегнулся через стойку с намерением сообщить ей по секрету нечто важное.
— Мы, итальянских кровей, — сказал он, — уже много лет знаем, что Марио Сальвиати имел дело с чем-то, в чем генерал очень лично заинтересован. — Он выпрямился, весьма довольный собой, но в его глазах мелькнул намек на беспокойство.
— Что ты имеешь в виду? — спросила было она, но в паб вошли новые посетители. Она сидела, разочарованно наблюдая, как он принимает заказ. — Что? — повторила она, когда он спустя несколько минут пронесся мимо нее, но он, избегая ее взгляда, мотнул головой и отошел забрать с полки бутылку.
Она оставила деньги на кассе и вышла на улицу. Снаружи было тихо и жарко, день клонился к закату.
Вернувшись в Дростди, она прямиком отправилась в комнату Немого Итальяшки. Он спал, лежа на спине. Она присела рядом с ним и задумалась. Позже, когда на улице стемнело, она осторожно разбудила его. Когда принцесса Молой во дворе позвонила в крошечный колокольчик, возвещая о том, что готов ужин, Инджи объявилась в компании Немого Итальяшки. Он был одет в свежую рубашку, рукава которой был аккуратно спущены, закрывая смуглые руки, и обут. Она провела его через кухню мимо пораженных слуг прямо в зал.
Генерал у себя в комнате резко вздернул голову и замер. Матушка уже сидела за обеденным столом. Стоило Инджи ввести старика в зал, как ее руки беспокойно запорхали над приборами.
Не торопясь, Инджи подвела его к стулу рядом со своим местом, отодвинула его от стола и помогла Марио сесть. Принцесса Молой стояла в дверях в ожидании указаний матушки, но вместо нее заговорила Инджи:
