— Я знаю, что я делаю.
— Не хочу, чтобы что-то испортило мою свадьбу. — Мадлен поджала губы. — Ты практически разрушила мой двадцать первый день рождения той глупой связью с сыном дипломата. Надеюсь, ты не собираешься повторить историю.
Лотти вздрогнула, словно сестра отвесила ей пощечину. А что по поводу того, что произошло с ней? Что по поводу того, что ее эксплуатировали? Так оскорбили и унизили?
— Если ты так беспокоишься, что я все испорчу, с чего ты попросила быть организатором твоей свадьбы?
— Потому что мне жаль тебя.
Слова взорвались в комнате, как ручная граната.
Лотти сглотнула, прогоняя болезненный комок в горле. Жалость. То, что она ненавидела больше всего на свете.
— Ты согласилась на приезд Лукки Чатсфилда, чтобы он разнообразил мою жизнь?
В глазах сестры появилась твердость.
— Ты можешь иметь связь с ним, но воздержись от попадания в заголовки. Это самый важный день моей жизни, и я не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, был на сцене.
Стоило Лотти зайти в бар, и Лукка понял, что она расстроена, — не по лицу, но по позе, осанке. Казалось, на душе у нее невидимый груз, который в любой момент может упасть. Лукка подвинул ей стул.
— Кажется, тебе нужна пара бокалов шампанского, чтобы расслабиться.
Она избегала встречаться с ним взглядом.
— Прости, я опоздала.
— Две минуты — это не опоздание. — Лукка ласково дотронулся до ее щеки. — Разве что когда ты одержима контролем, да?
Лотти натянуто улыбнулась и снова отвела взгляд в сторону.
— Сестра расстроена моим поведением.
Он притянул ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
— Почему? Ей не понравилось нижнее белье?
Лотти нахмурилась.
— Ей не нравится, что наша связь отвлекает внимание от нее.
Внутри все перевернулось. Она хочет прекратить их отношения? Даже от такой мысли Лукке было непривычно дискомфортно. Почему его это заботит? Множество женщин с радостью займут ее место в его постели. Он может заменить ее по щелчку.
— Разве ты не имеешь права на свет рампы?
Лотти выдохнула и ссутулилась.
— Я не могу угодить ей. Она хотела, чтобы я больше выходила в свет. Теперь, когда я наконец веселюсь, она хочет, чтобы я угомонилась.
— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы сказать, что это не ее дело?
Улыбка исчезла с лица Лотти так же быстро, как и появилась.
— Придется сперва выпить одну-две рюмки водки.
— Почему ты так боишься пойти против нее?
Она медленно провела пальцем по букве «Ч» в слове «Чатсфилд» на подставке для бокалов.
— Не знаю… Наверное, потому, что она никогда не оступалась. Не допускала промахов. — Лотти резко оттолкнула подставку и посмотрела на Лукку. — Здорово, наверное, не ошибиться ни разу в жизни.
Лукка не любил слишком сильно думать над некоторыми из своих ошибок, уж больно много их было. Они собирались за плечами и тянулись вплоть до детства. Он провел пальцем по подбородку Лотти:
— Хочешь где-нибудь уединиться?
Его пах всегда напрягался, когда она так сверкала глазами.
— Где ты хочешь?
— Я хочу показать тебе набросок. — Лукка подал ей руку и помог подняться.
Спустя короткое время девушка уже держала в руках картину, которую нарисовал с нее Лукка — даже с рамой она была не больше открытки.
— Это так красиво… — Она провела пальцами по раме. — Не думаю, что держала в руках что-то более красивое. Спасибо. — Она изогнулась посмотреть на него.
Лукка с безразличием пожал плечами.
— Считай себя счастливицей, ты первая любовница, которой я что-то дарю.
Лотти положила картину на туалетный столик.
— А что ты сделаешь с той, где я в дворцовом саду?
— Спрячу куда-нибудь, наверное.
— Думаю, ты должен показать это владельцу лучшей галереи в Лондоне или Нью-Йорке. Устроить выставку. Это станет отличным началом карьеры; портрет королевской особы — то, о чем каждый художник…
— Нет.
Она нахмурилась.
— Но почему? Зачем заниматься столь деликатной и утонченной работой, если ты стыдишься ее?
— Моя работа — мое личное дело, и пусть так и остается.
— Но почему?
— Потому что больше в моей жизни нет ничего личного.
Лотти с удивлением на него посмотрела.
— Но мне казалось, тебе нравится привлекать внимание, ты явно сам собираешь все скандалы, ты говорил, что это твой бренд.
Лукка провел рукой по волосам.
— Оставим это, cara. Я не ищу большой карьеры в искусстве.
— Чего ты действительно хочешь, Лукка?
Он отвел взгляд.
— Ты знаешь, чего я хочу — свою долю в трастовом фонде семьи.
Она поднялась со стула у туалетного столика и подошла к нему.
— У тебя были все деньги этого мира, но это не сделало тебя счастливым.
— С чего ты взяла, что я не чувствую себя счастливым?
Лотти посмотрела на его непроницаемое выражение лица.
— Счастливые люди не создают себе отрицательной репутации.
Усмешка изогнула его губы.
— Ты должна попросить степень психоаналитика. Все это чушь.
— Это защитный механизм. Ты смеешься надо всем, но внутри нет смеха. Ты ранен.
В улыбке все еще было море шарма, но он стиснул зубы.
— Послушай, милая, у нас две недели до свадьбы твоей сестры. Мир смотрит на нас, так что, если мы расстанемся, многие расстроятся, и это уменьшит сияние важного дня твоей сестры. Не упоминая даже, что я могу потерять долю трастового фонда. Но я дам тебе выбор, меня устраивают оба варианта.
Лотти надула губы. Его правда не волнует, будут ли продолжаться их отношения? Как он может так легко к этому относиться? Она произвела на него впечатление или нет? Она просто очередная любовница, о которой он вообще не заботится?
По заслугам, если она и правда разорвет связь.
Но, конечно, она этого не сделает. Не сможет.
Мадлен уже предостерегала ее от того, чтобы Лотти отвлекла внимание от нее в день свадьбы, а именно к этому приведет разрыв с Луккой. Кроме того, ей не хотелось, чтобы это кончалось.
Ее сердце сдало оборону, опасно было признавать свои чувства, это заставляло думать о вещах, о которых не стоило думать… Они с Луккой вместе не просто на несколько недель, но на всю жизнь… Женаты.
