Тут он вытер лоб, расстегнул ветровку, опёрся руками о колени и закрыл глаза. Ему нужно было отдышаться.
Снаружи шумело море.
Меркурьев выпрямился и огляделся.
Дверь на самом деле была заколочена, он подошёл и подёргал — не открыть. Куда-то пропали ящики и брёвна, сваленные в середине круглого помещения.
Куда они могли пропасть? Ну, дверь заколотили, чтобы наверх не лазали и не падали оттуда, но кто стал бы отсюда мусор выгребать?! Да и не было поблизости никакого мусора — ни на площадке, ни на пляже!..
Похоже, что не только мусор вывезли, но и подмели, каменный пол был чист, никаких следов песка и уличной грязи.
Василий Васильевич прислушался. Ничего, только шум моря.
Он постоял в центре круглого помещения, помедлил и оглянулся на окно. Решётка была распахнута, путь к отступлению открыт.
Теперь, когда прошёл азарт — застать на месте, накрыть, разоблачить, — он почувствовал страх. Он изо всех сил старался не поддаваться ему, но было страшно, и вся его эскапада показалась ему нелепой — куда он мчался, зачем, что именно хотел увидеть?
Он хотел увидеть того, кто зажёг на маяке огонь, и теперь, когда до цели было рукой подать, Меркурьев понимал, что ничего этого он не хочет! Он хочет выбраться отсюда, добежать по «променаду» до дома и сидеть на веранде, приходя в сознание после атлетического кросса!..
— Кто тут есть? — крикнул Василий Васильевич вверх, но отозвалось ему только отсыревшее эхо.
Но огонь зажигался, он видел это собственными глазами и не мог им не верить!
Почему вы верите в существование Полинезии, спросил его философ Кант, хотя никогда не видели её своими глазами, но не верите в то, что видите и слышите?
Василий Васильевич обошел помещение по периметру. Остановился и прислушался.
Ему вдруг показалось, что где-то вдалеке звучит музыка — струнный оркестр.
Меркурьев зажал ладонями уши, послушал шум собственной крови, отпустил, и снова до него донеслась музыка.
Выходит там, наверху, кто-то слушает музыку!
Он дошёл до лестницы с обломанными зубьями развалившихся перил и стал подниматься. Вскоре за поворотом скрылось круглое помещение с распахнутой решёткой окна, надеждой на отступление.
Меркурьев продолжал подниматься.
Он сделал ещё виток, и взгляд его упёрся в низкую приоткрытую дверцу. Дверца выходила прямо на ступени и высота её была Меркурьеву примерно по пояс.
Он постоял, посмотрел сначала вниз, потом вверх и осторожно потянул дверцу на себя. Она открылась. Он нагнулся и сунул голову внутрь.
Там было совсем темно, и пока глаза привыкали, мозг рисовал страшные картины — скелет, прикованный цепью, летучие мыши, лошадиный череп, ржавое лезвие гильотины и собственная его голова, которая заскачет по ступеням, когда лезвие упадёт на беззащитную шею!..
Меркурьев зажмурился, вцепившись в холодный ржавый дверной косяк.
Постепенно выступили детали — тесное помещеньице с низкими сводами и чугунной винтовой лестницей. Лестница уходила вниз, во мрак, и вверх и там терялась в темноте.
Василий Васильевич отступил на шаг и снова огляделся по сторонам. Никого и ничего, только тихая музыка.
Странное дело, он не видел здесь никакой дверцы, когда поднимался в первый раз! Меркурьев прикрыл её и посмотрел на стену. Дверца на самом деле сливалась с кирпичной кладкой, разглядеть её, не зная о том, что она есть, было трудно.
Он постоял немного и решился. Согнувшись в три погибели, протиснулся внутрь, нащупал чугунную ступеньку и полез наверх. Он именно лез, карабкался, а не поднимался, ему почти ничего не было видно, он помогал себе руками, нащупывал ступень, одолевал её, нащупывал следующую, и всё продолжалось.
Если б у него был фонарь! Мощный автомобильный фонарь с широким и сильным лучом!
Музыки здесь, за толстыми каменными стенами, не было слышно. Зато Василию Васильевичу стало мерещиться, что он чувствует отчётливый и сильный запах только что сваренного кофе!..
Выходит, тот, кто засел наверху, не только слушал музыку, но и пил кофе!..
Неизвестно, сколько он поднимался, может, полчаса, а может, больше, но в конце концов по глазам, привыкшим к темноте, ударил ослепительный белый свет, и Меркурьев увидел щель в камнях — здесь была точно такая же дверца, как и та, через которую он попал в лаз. Из щели сочился слабый свет, показавшийся Меркурьеву ослепительным.
Он толкнул дверцу и оказался на основной лестнице, почти у самой площадки! Вверху за поворотом было ещё светлее, там начинался день, шумело море, и там было не так страшно!
Василий Васильевич рванул вперёд и выскочил на площадку.
Здесь было так ветрено, что после стоячего воздуха потайного хода он захлебнулся и закашлялся.
Ветер выл в башенке, море грохотало внизу, косматые тучи шли низко, почти задевая шпиль маяка. И никого вокруг!..
Меркурьев схватился обеими руками за парапет и посмотрел вниз, а потом вверх — он бы не удивился, что тот, кто зажигал здесь огонь, умеет летать!
Никого.
Он настороженно обошёл башенку по кругу, держась за холодные влажные камни. Мура здесь упала и ударилась головой. Её кто-то напугал, и она упала!..
Он попытался заглянуть за решётку, где когда-то горел огонь, но ничего не увидел. Там было темно и пусто. Никаких следов огня, никаких проводов и электрических ламп.
— Мать твою двадцать! — заорал Василий Васильевич в сторону моря. — Хватит! Хватит надо мной издеваться!.. Кто тут есть, выходи!
Море заглушило его вопль, ветер унёс его. Меркурьев понимал, что на маяке никого нет — возможно, кто-то и был, но сейчас, в эту минуту, он тут совсем один, и это не лезло ни в какие ворота!
Он видел свет. Он слышал музыку. Он даже чувствовал запах кофе!..
Возможно, всё это какие-то сложные галлюцинации — наведённые, как выражается Мура, — но и в собственные галлюцинации Меркурьев не верил! Кто и где мог подмешать ему в еду галлюциногены?… Вчера в гостинице «Чайковский»?!
На всякий случай он ещё раз обошёл площадку с тем же результатом.
Василий Васильевич махнул рукой изо всех сил, плюнул и стал спускаться. Пробежав поворот, он остановился и оглянулся.
Волосы у него на голове зашевелились.
Маленькой дверцы, из которой он только что выбрался на свет, не было.
Меркурьев с силой набрал в грудь воздуха и так же, изо всех сил, выдохнул. Поднялся на несколько ступенек и спустился вновь. И опять поднялся. Он точно знал, что здесь была дверь, и он только что из неё вышел!
Никаких следов.
Он долго шарил пальцами по камням, приседал, вставал на колени и в конце концов нашёл!.. Он нашёл замурованный намертво проём, который только что был дверью. Ни петель, ни ручки, ни малейшего зазора, только почти незаметная арка свидетельствовала о том, что в стене есть лаз.
