Кристина перестала жевать и уставилась на Меркурьева.
— Зачем ей за нами следить?
— Я не знаю!
— Кольцо её действительно интересует, — поддержала Мура. — Хотя она настаивает на том, что таких изумрудов не бывает и это просто стекляшка.
— Она что, знаток? — обиделась Кристина. — Слушайте, а может, она его и украла?
— И теперь ездит за нами, чтобы вернуть, — продолжил ее мысль Василий Васильевич. — Нет, тут что-то другое.
Он налил себе согревшейся водки, выпил и захрустел солёным огурцом.
— Кстати, на маяк твой друг пошёл вполне подготовленным, — сообщил он Сане. — С фонарём! Ты не видел у него фонарь? Вечером, когда вы пили?
— Какой, на фиг, фонарь?!
— Автомобильный, чёрный. Довольно мощный.
Саня смотрел на Меркурьева и жевал всё медленнее.
— Это я к тому говорю, — продолжал Василий Васильевич, — что он не по пьяни на маяк полез, а за каким-то делом. И об этом деле ему было известно заранее. Я уверен, что он выпил-то всего ничего. Скорее всего, только тебе подливал.
— Да чё ты гонишь-то?! — вдруг взбеленился Саня и швырнул вилку. Кристина взяла его за руку.
— Если так, — продолжал Василий Васильевич, — новый договор тоже объясняется тем, что старый он подписывать и не собирался. Ну, тот, который вы привезли! У него был план. Он должен был что-то узнать или получить в тот вечер, когда вы приехали. Видимо, свидание ему назначили на маяке, и это почему-то не вызвало у него никаких подозрений. Он собирался повстречаться с тем, кто назначал свидание, получить нечто, вернуться в город и окончательно переделать договор. Исключить из него тебя и включить нового собственника, который в новом договоре не указан. Думаю, не указан он потому, что Ванюшка сам не знал, кто этот собственник. Думаю, он ждал, что ему сообщат про него на маяке. А его столкнули. И вот вопрос: при чём тут изумруд?
— А при чём тут изумруд? — повторила Кристина как заворожённая.
— Могло быть так, что его украл Ванюшка в обмен на это самое нечто, что ему пообещали, если он придёт на маяк?
Кристина подумала, а Мура покачала головой.
— Когда он… он умер, кольцо было ещё при мне, — сказала Кристина. — Вы все помните!
— Может быть, не он сам, — вкрадчиво произнес Василий Васильевич. — Может, он попросил кого-нибудь?
Тут они все трое повернулись к Сане.
— Я?! — спросил тот с изумлением. — Я изумруд спёр, по-вашему?! Ну, конечно! Ванюшка только меня и мог попросить, так?!
— Не так, — твёрдо сказала Кристина. — Что ты всё на свой счёт принимаешь, как будто тебе судья приговор зачитывает! Вася спрашивает, мог ли твой Ванюшка кого-нибудь подрядить кольцо украсть! И если да, то кого! Вот что он спрашивает!
— Да я откуда знаю! Я с вами одурел совсем и запутался! Как он мог кольцо спереть, если он мёртвый был, когда оно пропало!
— Не сам, — повторил Василий Васильевич. — Кого он мог нанять, твой друг Ваня?
— Да я-то откуда!..
— Нужно в его бумагах порыться, — деловито предложила Кристина. — Мало ли, может, записи остались!
— Какие записи? — заревел Саня.
— А мы посмотрим и узнаем, — энергично пообещала Кристина. — А ты, Вася, на Лючию намекаешь, да? Она украла?
— Нет, — покачал головой Василий Васильевич.
— Как?!
— Мне кажется, она тоже ищет изумруд, — медленно произнёс Меркурьев. — Я не знаю зачем, но ищет. Если бы он был у неё, она давно бы уже исчезла из нашего поля зрения, а она вон! Под липами. Следит.
— Если б она исчезла сразу после кражи, её заподозрили бы, — возразила Кристина.
— Кто? — поинтересовался Василий Васильевич. — Мы? Кому какая разница, кого и в чём мы подозреваем? Мы можем подозревать, что изумруд похитил Реджеп Эрдоган, турецкий президент! И что? И ему наплевать, и нам удовольствие, такую шишку подозреваем, как-то возвышаемся!
Все молчали и смотрели на него.
— Ты сама сказала, что обращаться в органы не станешь, — продолжал Василий Васильевич. — И Мура, она тогда была Антипия, тебя поддержала. Вор, если это слышал, наверное, возликовал и до сих пор ликует. Ему от наших подозрений ни тепло, ни холодно. Его за них на зону не отволокут.
— Изумруд мог взять кто угодно, — напомнила Мура. — Лючия в том числе.
— И всё-таки я думаю, что она не брала.
— Ты так думаешь, потому что от неё у тебя слюни текут, — ни с того ни с его отчеканила Мура. — Красивая женщина не может быть замешана в воровстве, так?
Василий Васильевич засмеялся.
— Не хочется, чтобы была замешана, — поправил он с удовольствием. — И не текут у меня слюни!..
Мура отвернулась.
— И ещё деталь, — продолжал Меркурьев, наслаждаясь её ревностью. — Мы о ней забыли. Утром все двери в доме были заперты. То есть Ванюшка ушёл на маяк, а за ним кто-то запер. Или столкнул его, вернулся в дом и только тогда запер двери.
— И чего нам делать-то теперь? — спросил Саня, набычившись. — В ментуру бежать? Так от них толку никакого не будет, дело закрыто — свалился пьяный, мало ли их падает!..
— Нужно установить точно, кому принадлежит дом на взморье, — сказал Меркурьев. — Саня, это ты сделаешь.
— Да я проверял перед покупкой. Захарыча дом.
— Нужно ещё раз проверить. И попробовать узнать, где может находиться дочь Виктора Захаровича, сколько ей лет и кто она.
— Какая дочь? — спросила Кристина. — При чём тут его дочь?
Меркурьеву не хотелось вдаваться в подробности — тогда пришлось бы объяснять и про Канта с Бесселем, а это было невозможно в зале, где пахло вкусной едой, горел уютный свет и белая балерина кружилась на крышке рояля!..
Он сказал, что слышал, как старик рассказывал, что ищет дочь, и вполне возможно, дом принадлежит не ему, а этой самой дочери, мало ли какая бывает возникнуть путаница в документах, особенно если у дома длинная история.
— Я разузнаю, кто такая Лючия. Сань, ты мне поможешь. У тебя тут наверняка все свои — и в ГИБДД, и в паспортном столе.
— На том стоим, — пробурчал Саня. — На своих, в смысле. Никаких дел не поделаешь, если кругом чужие. А когда свои…
— Нужно найти изумруд, — подала голос Мура. — Это сейчас самое главное.
Весь вечер она больше слушала, чем говорила, вытирала салфеткой нос, и в конце концов кончик его совсем покраснел.
— Ты похожа на кролика, — сообщил ей Меркурьев, поднимаясь. — Зачем ты то и дело трёшь нос?
Они вышли на крыльцо, в дождь и синий свет фонарей. Давешний несуразный пёс жался боком к кирпичам стены, тарелка с фарфоровыми завитками была вылизана до блеска.
