Он добежал до маяка, понял, что больше не может — сердце разорвётся и он упадёт замертво, — и разрешил себе повернуть обратно.
Теперь с волос текла не вода, а пот, и во рту было солоно. Изо всех сил стараясь не перейти на шаг, он добежал до подъёма к террасе и одолел его, повалился в плетёное кресло и замер, подставив лицо дождю.
— Доброе утро.
Меркурьев распахнул глаза.
Со стороны моря приближалась Лючия с большим зонтом. Клетчатый плащ укутывал её от шеи до ног, на плотных волосах — островерхий колпачок.
Меркурьев вытёр лицо подолом майки и облизал губы.
— Вы и в дождь тренируетесь? — спросила она.
— Стараюсь, — прохрипел он.
— Завидую вам, — сказала Лючия. — Я ни на что подобное не способна. Самое большее — утренняя прогулка. Ночью была буря. Вы слышали?
— Слышал.
— И так похолодало!.. Мне пришлось спуститься вниз, разбудить прислугу и попросить второе одеяло.
— Разве в вашей комнате нет камина?
— Есть, — живо ответила Лючия. — Но не стану же я сама его разжигать! Да ещё среди ночи!..
— То есть у вас камин не горел, — констатировал Меркурьев.
— Да нет, что вы. А вы затопили?
— Он сам зажёгся.
— У вас электрический?
— У меня мистический, — пробормотал Василий Васильевич. — Не обращайте внимания.
— Вы не знаете, куда делась девушка? У которой пропало колечко?
— Понятия не имею, — ответил Меркурьев мрачно. Он вообще мрачнел с каждой минутой.
Значит, не все камины в доме оборудованы поджигом, так получается? Не все, а только некоторые, например, в его комнате! И про Кристину он позабыл, а теперь вот вспомнил. Она же пропала! Бессель ночью сказал — найдите девушку!..
— Зачем она вам понадобилась? — не очень-то вежливо поинтересовался Василий Васильевич.
Лючия посмотрела на него с удивлением.
— Я хотела узнать, нашла ли она свою пропажу. Ведь нехорошо, когда в гостинице воруют! Вдруг кольцо на самом деле украли?… Или девушка совсем уехала?
— Я не знаю. Спросите у хозяина.
Лючия посмотрела на него с негодованием.
— Я спрошу, — молвила она холодно. — Хорошего вам дня.
Сапожки на каблучках рассерженно протопали по брусчатке, Лючия сложила зонт и пропала за дверью.
Меркурьев проводил её глазами.
Где он станет искать Кристину? Как её искать?
И зачем?
Повздыхав, он вернулся в дом, принял душ, развесил мокрую одежду на батареях — комната моментально стала выглядеть, как общежитие для рабочих в Бухаре, — оделся и постучал Муре.
— Кто там? — сонным голосом спросили из-за двери, и Меркурьев велел:
— Открывай!..
Она появилась на пороге — волосы всклокочены, на щеке след от подушки, глаза не смотрят, в руке коричневая обезьяна.
— Который час? — пробормотала Мура. — Ты что, с ума сошёл?… Я сплю, у меня температура!
И, бросив его на пороге, она вернулась в комнату, забралась в кровать и с головой накрылась одеялом.
Василий Васильевич вошёл, цепким взором охватил комнату — камин не горел, лишних одеял не наблюдалось, — и сказал:
— Вставай, пойдём завтракать. Голова болит?
— Я не хочу, — проговорила Мура из-под одеяла. — И голова не болит. А может, болит, я ещё не поняла.
— Я сюда принесу, — не отставал Василий Васильевич. — Что ты хочешь? Апельсинового сока?
— Спать я хочу, — сказала Мура и откинула одеяло. — Слушай, с кем ты разговаривал полночи?
— Я?! — поразился он.
— Ещё так громко, ужас. Я несколько раз просыпалась и всё время слышала разговор. Кто у тебя был? Опять этот Саня?
— Фридрих Вильгельм Бессель, — бухнул Меркурьев. — Двухсот двадцати лет от роду. Он притащился сюда за Кантом, а Кант явился на твой зов.
Мура глядела на него расширившимися глазами.
— Что уставилась? — грубо спросил Василий Васильевич. — Я тебе говорю как есть.
Встал на четвереньки и полез головой в камин.
Камин как камин. Огнеупорные кирпичи, судя по цвету, очень старые. В дымоходе отдалённо гудит ветер и оттуда сверху слегка тянет гарью и дождём. Кованая решётчатая подставка на коротких чугунных ножках, чтоб ссыпалась зола, на подставке три сухих полена. Меркурьев подёргал медную рукоятку дымохода. Заслонка с грохотом открылась и закрылась.
Никакого автоподжига, никаких жульнических приспособлений — это был честный и прямолинейный камин.
— К тебе приходил кто-то из… них? Из тех?…
— А? — Меркурьев оглянулся.
Мура стояла рядом с кроватью, завернувшись в одеяло. Вид у неё был ошалелый.
— Главное, я ничего такого не делал, — пробормотал Василий Васильевич. — Водку не пил, косяк не забивал. А Бессель явился!
— Что он сказал? — требовательно спросила Мура и взяла Меркурьева за плечо горячей рукой. — Он должен был что-то сказать, раз уж пришёл!..
— Сказал, что его могилу потеряли и теперь ищут всем городом, — буркнул Василий Васильевич. — Ещё признался, что в джинсах удобней, чем в шейном платке и панталонах.
— Вася!..
Меркурьев вскочил.
— Не было никакого Бесселя! — Он словно выплюнул это ей в лицо. — Понятно?! Нет, он был, я даже специально утром посмотрел в интернете, когда он родился. Хотя вай-фай опять повис!.. Фридрих Вильгельм Бессель родился двести с лишним лет назад, ёрш твою двадцать!..
— Что он точно сказал? — повторила Мура и опять взяла его за плечо. — Вспомни. Мне ничего не передавал?
— Так, — произнес Василий Васильевич с ненавистью. — Ты хочешь мне внушить, что ночью ко мне прилетало привидение. И я с ним беседовал. Да?
Мура покачала головой.
— Он не привидение.
— А кто?
Она вздохнула.
— Я точно не знаю. Настоящий Фридрих Бессель, но я не знаю, как это объяснить.
— Нечего объяснять! — свирепо заревел Василий Васильевич. — Это всё чушь собачья!.. Может, здесь в еду что-то подмешивают? Или в кофе?
Эта мысль показалась ему почти спасительной.
Ну, конечно, так и есть! В этом доме из каких-то соображений одурманивают людей. Сознательно и целенаправленно. Возможно, Ивана заманили на маяк под действием этого дурмана, а Кристину вытащили из дома, чтобы она не занималась поисками драгоценного перстня! Только такое объяснение возможно!..
— Вася. Подожди. — Мура сжала его руку крепче. — Ты потом всё себе объяснишь, как считаешь нужным, а сейчас повтори мне, что он говорил! Пожалуйста! Ох, почему же он к тебе пришёл, а не ко мне?
