Тертый выпрямился.
– Ну, что там еще?
– Группа Вегана под названием «Бранденбург-24» действует у нас в тылу, – доложил помощник. Тертый поморщился. «Только этого не хватало». – Все они обычные люди, не адаптанты. Возможно, прошедшие специальную подготовку. Что важнее, они предатели, поэтому живыми сдаваться не будут. Они безжалостны, авантюрны, изобретательны и хладнокровны. Они ненавидят нас так, как могут ненавидеть только предатели.
Мы для них не враги. Мы для них скот и нелюди.
Лесин помедлил.
– И, возможно, даже кормовая база.
Эрмитаж, крыльцо, день X + 6, около часа ночи
Краткий миг спокойствия перед дальнейшим. Компания отдыхала, ветер заунывно подвывал. Низкое ночное небо висело над белым-белым Питером. Видно все вокруг, до мелочей.
– Ты раньше здесь был, правильно? – спросила Герда.
Скинхед кивнул.
– Мы с этой штукой внутри – старые приятели. Она меня как-то едва не слопала.
– Почему передумала?
Скинхед пожал плечами.
– Представьте бегающую и рявкающую ультразвуком мясорубку – это будет он. Экскурсовод еще та жопа. Мы тогда потеряли одного из наших. У нас был караван, шли к Электре. Кривой сдуру попытался снять одну из картин, чего-то испугался и побежал. Забыл о правилах. Бегать – нельзя.
– Он погиб?
Убер задумчиво погладил себя по макушке.
– Не, ему ноги оттяпало. В общем, мораль сей басни такова… Экскурсовод не убивает, он наказывает.
– А ты? Тебе что, вообще не бывает страшно?
Убер повернулся. Так резко, что Герда смутилась.
– Хочешь, я расскажу тебе о страхе?
– Мм… давай.
– Когда мне было десять лет, я знал, что мой отец бессмертен.
Убер помолчал. Серое питерское небо плыло над головами, над Александровской колонной.
– Тогда было легко и просто: знать, что с твоим отцом ничего не случится. Он самый умный и самый сильный, он может все. Это далеко от обожествления. Мой отец не был идеален, это факт. Но это был – и есть, и всегда будет – мой отец. Он курил по пачке в день, он пил кофе литрами, у него случались страшнейшие запои. Он, бывало, говорил и делал глупости. Но это всегда был мой отец.
Вот в чем парадокс.
Мы никогда не помним в точности того, что было. Наша память создает воспоминания. Чем дальше, тем больше. Заполняет пустоты, восстанавливает или придумывает связи, налаживает причинно-следственную логику. Как сказал один умный человек, в выдумке, в отличие от жизни, всегда должен быть смысл. Этим наша память и занимается – день и ночь, без сна и отдыха. Придает смысл окружающему нас хаосу.
– Так что будем де… – начал Комар. Герда толкнула его локтем в бок. Комар замолчал.
Убер выпрямился.
– Когда мне было десять лет, я знал, что мой отец бессмертен. Когда мне было одиннадцать, мой отец погиб. Сейчас мне сорок три года. И теперь я точно знаю: мой отец бессмертен.
Когда я встаю один против десяти, я спокоен. Потому что, в какой бы заднице я не оказался, я знаю: когда встаю я, мой отец встает рядом со мной. Плечом к плечу. Тогда чего мне бояться? Ну, скажите, что может меня напугать?!
Молчание. Ахмет хмыкнул. Скинхед повернул голову.
– Тебе что-то не нравится, простоцарь?
– Пошел ты… вместе со своим отцом.
Убер медленно поднялся. Герда мысленно охнула. Сейчас скинхед его убьет.
– Глупый ты, Ахмет, – сказал Убер. – Думаешь, ты меня оскорбил? Ты себя оскорбил. Думаешь, я тебя убивать буду? Я тебя просто возьму и закину обратно. Искусством полюбоваться. Хочешь? – он надвинулся на бывшего царя.
– Пошел ты.
Скинхед ударил его ногой под ребра. Хрясь.
– Убер! – Герда подскочила. – Зачем так-то?!
– Просто я обидчивый. И ранимый. И пиздец какой злой.
* * *
Внутри Эрмитажа шумно вздыхал Экскурсовод. Бродил по залам, включал и выключал свет. Маялся.
Похоже, выходить из здания он не собирался. Или не мог.
– Не, мы к тебе больше не пойдем, – сказал Комар. Он выдохнул, сел на парапет. Сил не было. Положил автомат на колени.
– Что, брат Комар, устал? – скинхед осекся.
– Сваливаем отсюда, – негромко сказал Убер, глядя куда-то над головой владимирца. – Обратно.
Комар поднял взгляд.
– Чего-о? Ты сдурел?
– Обратно, – Убер мотнул головой. Обратно – это в здание Эрмитажа. Комар дернулся.
Воспоминание о том, чего они чудом избежали, заставило его перекоситься. Да ну, на фиг. Убер что, шутит?!
– Почему?!
Убер кивком указал направление. Комар вгляделся.
– Не вижу.
– Вон там, у колонны. Видишь?
Комар, как дитя подземелья, обладал прекрасным ночным зрением. Так что, сообразив, куда нужно смотреть, Комар сразу же обнаружил пришельцев. Вооруженные люди двигались через площадь уверенно и спокойно, словно были здесь хозяевами. Двенадцать человек.
– Но… – Герда не могла поверить ушам. – Там же… Экскурсовод!
Убер выпрямился.
– Лучше десять экскурсоводов, чем веганцы.
– А ты откуда знаешь?
– Было дело. Быстрее!
Ахмет замешкался. Может, стоит сделать вид, что шнурок развязался, и отстать от этой дурацкой компании… Веганцам можно объяснить, что он царь Восстания – и все будет в порядке. Пинок под зад резко прибавил ему скорости.
– Давай, заморыш! – Убер вышел из себя. – Шевели лабутенами!
Один из силуэтов замер. Потом повернулся в сторону компаньонов. Вскинул сжатый кулак. Знак «внимание».
Убер в сердцах стукнул по колонне.
– Черт! Нас заметили! Наверх, быстро!!
Компания помчалась по пандусу, уже не заботясь о тишине. Ввалились в криво висящие двери в огромный холл музея. Побежали по лестнице наверх.
– Вперед! – закричал Убер. – Бегом!
– Там же Экскурсовод?!
– Да по фиг на него! – скинхед прибавил шагу. – Морду кирпичом и бегите, что есть сил!!
Комар побежал. Он бежал мимо гниющих на стенах шедевров живописи, мимо бронзовых и мраморных статуй, мимо трехтысячелетнего наследия вымершего человечества. Рюкзак больно бил по спине.
На улице начали стрелять. Пуля гулко ударила в водосточную трубу. Эхо пошло гулять по опустевшим, засыпанным снегом улицам Петербурга.
– Уходим!
Очередь разбила окно и разнесла в щепки картину в золотой раме. Мужик в белом парике словно вздрогнул… Бум. Комар в последний момент успел увидеть, как лицо на портрете исказилось гримасой ярости… и боли. Дальше он уже не видел, бежал.
