Но со взрослыми старики не были столь доброжелательны и терпеливы, как с расшалившимися мальчишками.
Вот в синагогу заходит на предвечернюю молитву гость — еврей в шубе, в очках в золотой оправе и с широкой жидковатой бородой. Подбородок торчит сквозь эту бороду — голый и острый, как камень в поле. Во время молитвы «Шмоне эсре»
[26] старые обыватели раскачиваются тихо, печально и задумчиво, похожие на ряд кривых плакучих ив со свисающими над водой ветвями. Гость стоит прямо и крепко, как дуб. На нем новенький сюртук с разрезом сзади. Не то что потрепанные лапсердаки старичков. Чужак слышит, что в синагоге что-то происходит — шум и беготня, как будто черти пляшут и ходят на головах. Не прерывая молитвы, он поворачивает голову и видит банду лоботрясов. Они носятся между скамей, играют в салочки, с грохотом роняя стендеры. Двое мальчишек безобразничают на биме. Они прыгают друг напротив друга, как бараны, и стаскивают покрывало со стола. Еще больше удивляет гостя поведение завсегдатаев синагоги. Они спокойно раскачиваются в молитве, как будто не слыша этого шума или слыша, но не обращая на него внимания. Коли так, то и гость тоже не хочет прерывать молитвы и снова отворачивается к стене. Он раскачивается, стараясь сосредоточиться на молитве целиком. Вдруг он слышит за спиной какое-то шушуканье, какой-то тихий смешок и вспоминает о своей шубе, которую повесил на перила бимы, прежде чем приступил к молитве. Он снова поворачивает голову и видит, что сердце недаром его предупреждало: эти маленькие разбойники уже стоят вокруг его шубы и выдирают волоски из воротника, дергают с изнанки края сшитых вместе шкурок. Однако, едва увидев, что он делает шаг в их сторону и сердито грозит им без слов поднятыми руками, они разбегаются.
После предвечерней молитвы гость спрашивает стариков, не находится ли в здании Старой синагоги еще и хедер для мальчишек и кто их учитель.
— Да, у нас здесь хедер, и все мы меламеды, — отвечает один из лучащихся счастьем стариков.
— Вы не можете удержать этих молодчиков от безобразий? Я бы таких маленьких бандитов за уши выволок из синагоги, — краснеет от злости гость.
Но старички тоже приходят в возбуждение и даже начинают размахивать руками:
— Ступайте отсюда. Идите себе на здоровье и не поучайте нас, как нам себя вести. Что вы себе думаете, сейчас старые времена? Нынче ученикам и дурного слова сказать нельзя. К ним надо подходить по-хорошему, только по-хорошему.
Еврей в шубе уходит, пожимая плечами: если уже нельзя замахнуться на маленьких безобразников хворостиной, то действительно конец света недалеко.
Пятнадцатого швата меламеды кормили учеников плодами рожкового дерева, точно так же, как в ту же самую неделю, в субботу, именуемую «шабос широ»
[27], мальчишки кормили птичек кашей. У Сореле были слабые, черные, поврежденные зубки, и она не могла грызть жесткий плод рожкового дерева. Лейбка большими лошадиными зубами сгрыз долю Сореле, да еще и посмеялся над ее братишкой:
— На тебе, Ицикл, косточки, посади их в вазон, и у тебя вырастут твои собственные рожковые деревья.
Ицикл не взял косточки, а обозвать Лейбку быком побоялся: как бы тот не врезал ему головой или не начал драться ногами. Сореле плакала, и ее ребе, еврей, угощавший лекехом, утешал ее, говоря, что завтра принесет ей целый кусок торта. А сегодня для нее есть другой подарок. Поскольку она девочка, он принес доску с грифелем, чтобы научить ее писать.
Старику не помогло то, что он стал еще и учителем чистописания — скоро Сореле перестала приходить. Ицикл рассказал ее меламеду, что Сореле должна дома присматривать за их младшей сестренкой, потому что мама сидит в лавке с глиняными горшками и жестяными ведрами. Еврей, угощавший лекехом, расстроился. Он полюбил Сореле. Прочие меламеды не слишком испугались, что подобная неприятность может произойти и с ними. «Все-таки девочка. Она не должна быть знатоком мелких буковок». Но вскоре после этого Лейбка тоже перестал приходить в синагогу, и Ицикл рассказал, что с тех пор, как потеплело, снег слипся и поплотнел, и «бык» целыми днями катается на санках. Правда, большой радости старикам Лейбка все равно не приносил. Меламеды сравнивали его с вороной, которую Ной выпустил со своего ковчега. Ворона не вернулась, хотя потоп еще покрывал землю.
— Когда вода спала, то и голубь тоже уже не вернулся, — вздыхали старички.
Ой-ой, они должны молиться о морозах и сильном ветре, чтобы их ученики не разбежались.
Чтобы удержать мальчишек, когда зима уже не будет загонять их в синагогу погреться, старики убеждали учеников:
— Тора, Ицикл, подобна воде. Без Торы мир был бы пустыней.
— Тора, Меирка, подобна огню. Без Торы мир был бы темным, как подвал, где хранят картошку.
Мальчишки любили слушать речи своих меламедов по нескольким причинам. Во-первых, пока те говорили, не надо было учиться. Во-вторых, с ними разговаривали как со взрослыми, а в-третьих, белая борода ребе выглядела как целый зимний лес. Только в лесу зимой холодно, а у ребе борода теплая, и в ее дебрях можно спрятаться. Кроме того, ребе не щиплется, как отец, и не кричит, как мама. Ребе говорит тихо, так тихо, что его едва слышно. Он гладит по головке, а его борода щекочет щеки. Иногда он плачет. Не в голос, как мальчишка. Ребе плачет про себя. Его всхлипывания едва слышно, но из его глаз льются слезы, пока борода не промокает, как мочалка. Но если спросить, почему он плачет, он ответит очень странно:
— Я плачу, потому что моим внукам не нужен дедушка.
Потом он заходится кашлем и кашляет, кашляет до тех пор, пока не сможет вновь перевести дыхание.
Кроме умных и богобоязненных речей, ученики хотели послушать и красивые истории, а красивые истории меламеды могли рассказывать бесконечно, становясь похожими на сад, все деревья которого увешаны яблоками и грушами историй. Только все красивые истории заканчиваются одинаково: мол, надо изучать Тору. Вот история про одного еврея из прежних времен, который залез на крышу синагоги, чтобы послушать и посмотреть, как внутри изучают Тору. Он так увлекся, стараясь понять слова мудрецов, что не почувствовал, как его засыпал снег. Вот история про великого праведника, который, изучая Тору, держал ноги в тазу с холодной водой, чтобы не заснуть. Была и история про мальчика, по-настоящему хорошего, набожного мальчика, только голова у него была не очень. Он горько плакал, потому что не мог ничего выучить. Этому мальчику явился пророк Элиягу и каждую ночь занимался с ним, пока из него не вырос большой знаток Торы.
