Налив пива, Мэтт взял тарелку, вышел на веранду и сел на диванчик. Пенни сидела на ступеньке прямо перед ним, болтая ногами.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Мэтт.
– Пожалуйста.
Воцарилось молчание. Однако это была не неловкая пауза, а скорее уютная тишина. Мэтт был занят едой, Пенни сидела и слушала уханье сов, почесывая у Самсона за ухом, – тот крепко спал, набегавшись за день. Он успел познакомиться со всеми курами, подружиться с местными собаками, обнюхать все вокруг и даже немного погонять овец, прежде чем Мэтт схватил его в охапку и запер в кухне вместе с Пенни: быть запертым в кухне – да об этом можно только мечтать теперь, когда там хозяйничает такой повар.
– Так где вы научились готовить? – спросил Мэтт, с трудом осилив последнюю ложку пирога.
– Не на маминой кухне, – с иронией ответила она.
Возможно, сейчас нужно остановиться, не задавать больше вопросов… но ночь выдалась на удивление волшебной, и что-то в этой женщине неумолимо влекло его.
– Я понял, – просто ответил он. – Прочитав статью. Как-то не похоже на то, что у вас было счастливое детство.
– Вы угадали.
– Так… где?
Пенни вздохнула.
– У меня в семье все сложно, – начала она. – Вы читали про Фелисити? Она моя сестра по отцу. Ее мать бывшая модель, и она периодически появляется в жизни дочери. На моей же матери отец женился после шумного развода – и, догадываюсь, желая приумножить свое состояние. Мама унаследовала капитал, но она очень нерешительная, если не сказать больше. Их брак оказался… очень несчастливым. Честно говоря, я думаю, отец не любит маму, но она ни за что не уйдет от него. А Фелисити… она ненавидит мачеху, хотя и не видела от нее ничего, кроме добра. Ну и, разумеется, она ненавидит меня. Так что вся моя жизнь – это безуспешные попытки оправдать ожидания отца, не обращая внимания на язвительность Фелисити и попутно спасая маму от постоянной депрессии. Не слишком счастливое детство, вы правы. Моими друзьями были повара с кухни.
– И так вы начали карьеру кулинара?
– Не то чтобы я всегда хотела именно этого, – призналась Пенни. – Я хотела стать палеонтологом – мило, правда?
– Кем-кем?
– Они изучают динозавров. Но, конечно, мой отец не видел в этом перспектив.
– И почему бы это?
– Не смейте смеяться, – угрожающе произнесла Пенни. – Это его образ жизни. Я всегда была гадким утенком, девочкой-несчастьем, которая куда с большей радостью лазала бы по деревьям, нежели сидела в гостиной, развлекая гостей. Ну и, конечно, потом меня исключили из школы…
– Исключили? – Мэтт внезапно заинтересовался, хотя до этого сидел, с трудом борясь со сном. – Почему?
– Очень просто. Даже странно, почему я раньше этого не понимала. Я ведь даже обрадовалась, когда это произошло. Я ходила в элитный интернат для девочек – самый престижный, который только мог найти отец. Но я там не была… элитой.
С этими словами она вытянула ноги перед собой и пошевелила пальцами. Мэтт едва не рассмеялся, сразу же поняв смысл ее слов. Эта девушка и впрямь не могла быть «элитой». Она была слишком обворожительной, живой и подвижной.
– Я ненавидела интернат, – призналась Пенни. – Там из нас делали настоящих леди. Весь день мы должны были следить за осанкой и учиться манерам, черт бы их побрал. Подумать только – часами нас учили выходить из машины так, чтобы не задирался подол платья.
– Шутите?
– Вам смешно, – отозвалась девушка. – Но на самом деле все было печально. Меня учили правильно держать сумочку, коктейль и устрицу одновременно – но, по-моему, они переоценили важность подобных навыков.
– Да уж, – согласился заинтригованный Мэтт. – Так…
– Так что?
– Как вас исключили?
– О. – Пенни улыбнулась. – Это было после ежегодного бала – чрезвычайно роскошного и напыщенного. К нам пригласили мальчиков из местной очень пафосной школы. Уроки этикета сменились на время уроками танцев. Все покупали очень дорогие платья, делали прически. Шутка ли – окончание школьного года.
– И…
– Ну, вы, наверное, обратили внимание, что я невысокого роста. И… в теле.
– Нет, – слишком поспешно ответил Мэтт, и Пенни прыснула.
– Врунишка. У меня четвертый размер груди. Но мама вознамерилась нарядить меня не хуже других – она купила мне платье, и ей оно так нравилось, что у меня не хватило духа высказать собственное мнение. Оно было отвратительным – ярко-красное, с очень низким вырезом и поролоном в придачу.
Мэтт представил себе Пенни в бальном платье и покраснел.
– Ух ты.
– Моя мама худенькая, так что на женщине с ее фигурой платье бы смотрелось хорошо – но на мне! Я была точно жирный кусок торта с яркими кремовыми розами. Все на меня пялились. – Пенни перевела дыхание. – И там был Родни Гарет – отвратительная жаба, но что самое ужасное – он был сыном не менее отвратительного Малкольма Гарета, королевского адвоката. Родни пригласил меня на танец и прижал к себе так крепко, что моя грудь готова была лопнуть. Он неуклюже переваливался с ноги на ногу, танцуя, и я чувствовала его… возбуждение. Все девчонки смеялись. А потом…
Пенни внезапно умолкла, и Мэтт нетерпеливо спросил:
– И что потом?
– У нас были такие маленькие книжечки для танцев с крохотными карандашиками, – снова заговорила она. – И прежде чем я успела остановить Родни, он схватил мою книжку, якобы проверяя, кто будет моим следующим партнером. А потом уронил карандаш – нарочно – мне в декольте.
– Ох!
– Вот это правильное слово, – горько подтвердила Пенни. – Я стояла в центре зала, и он засунул руку мне под платье. Все вокруг начали смеяться…
– О, Пенни.
– И я ударила его коленом между ног, – закончила она. – Я вложила в этот удар всю силу. До сих пор помню его крик. Это был один из самых запоминающихся моментов в жизни – но, к сожалению, я недолго торжествовала. Я выбежала из зала, чувствуя себя дешевой потаскушкой, сорвала с себя на бегу платье, остановила такси и уехала прямо домой. Мне было физически плохо! И не смей смеяться.
– Мне бы и в голову не пришло смеяться. – Мэтт поколебался. – Пенни… А как отреагировали твои родители?
– Они были в ужасе. Мама видела, как я расстроена, и ее это потрясло до глубины души. Но отец… первым делом он позвонил родителям Родни, чтобы спросить, как там их сынок. Старший Гарет сказал, что я опозорила их семью. Потом позвонила директриса и сказала, что меня назад не ждут. Отец был в ярости, а мама так и не нашла в себе мужества за меня заступиться.
– Так чем все кончилось?
– Меня отослали в Швейцарию, в пансион. Там я как-то позабыла о том, что хотела стать палеонтологом. Но зато там были кулинарные курсы – и никто не возражал против того, что я посещала их пять раз в неделю. Там я познакомилась с месье Фромишадом. Я просто в него влюбилась, хотя ему было шестьдесят, а мне шестнадцать. Мы до сих пор обмениваемся рецептами.
