– Тарранс, это мне ясно и так. Я же сам это предложил, если
помнишь.
– Но это самая простая часть дела. В общем-то нам твои папки
не нужны – там все чисто. Это нормальные папки. Законные, так сказать. Нам же
нужны другие, Митч. Те, которые дадут возможность предъявить обвинения. К тем
папкам подобраться будет гораздо труднее. Но когда ты это сделаешь, мы заплатим
тебе половину второго миллиона. А после суда – оставшуюся часть.
– А мой брат?
– Мы попробуем.
– Меня это не устраивает, Тарранс. Мне нужен только
положительный результат.
– Я не могу обещать тебе доставить брата непосредственно
тебе в руки. Черт возьми, за ним еще семь лет тюрьмы.
– Но он мой брат, Тарранс. И мне наплевать, будь он даже
обычным убийцей, приговоренным к смертной казни и сидящим в камере в ожидании
последней в жизни миски с тюремной баландой. Он мой брат, и, если я вам нужен,
вы освободите его.
– Я же сказал, что мы попытаемся, но без гарантий. Нет
никакого легального, даже формального повода к его освобождению. Нам придется
изобрести что-то другое. А если его подстрелят при попытке к бегству?
– Вытащите его из тюрьмы, Тарранс.
– Попробуем.
– Вы употребите на это нею власть и все возможности ФБР,
так, Тарранс?
– Обещаю тебе.
Митч откинулся на спинку стула, сделал большой глоток из
стакана. Теперь в сделке было учтено все. Он с облегчением вздохнул и улыбнулся
расстилающейся перед ним морской глади.
– Когда мы увидим твои дела?
– Мне показалось, что они не нужны вам. Они слишком чистьте,
ты же сам сказал.
– Они нужны нам, Митч, потому что когда они окажутся в наших
руках, то вместе с ними там же окажешься и ты. Отдав нам папки, ты вручишь нам
и себя самого, свою, так сказать, лицензию на право юридической деятельности.
– На это потребуется десять-пятнадцать дней.
– Сколько всего будет дел?
– Сорок-пятьдесят. Самая маленькая папка будет толщиной в
дюйм. Большие не поместятся на этом столе. Я не могу делать с них копии в
офисе, приходится идти кружным путем.
– Может быть, мы поможем тебе в этом? – вновь подал голос
Эклин.
– Может быть, лучше не надо. Может быть, если мне
понадобится наша помощь, я сам, может быть, попрошу ее.
– Каким образом ты рассчитываешь нам их переправить? –
спросил Тарранс; Эклин опять смолк.
– Это очень просто, Уэйн. Когда я сделаю все копии и когда я
буду иметь свой миллион там, где мне необходимо, я вручу вам ключ от некоей
небольшой комнатки, находящейся неподалеку от Мемфиса, и вы погрузите их в свой
грузовичок.
– Я говорил тебе, что деньги будут переведены на счет в
швейцарском банке.
– А теперь мне не нужен счет в швейцарском банке, Тарранс. Я
продиктую вам условия перевода, и все будет сделано так, как я скажу. Теперь
моя голова находится под прицелом, парни, так что условия вам придется
принимать мои. Во всяком случае, большую их часть.
Тарранс усмехнулся и уставился на пирс.
– Значит, ты не доверяешь швейцарцам?
– Просто у меня другой банк на уме, скажем так. Я ведь
работаю на тех, кто занят отмыванием денег, не забывай про это, Уэйн, я стал
экспертом в том, как нужно прятать деньги на заморских счетах.
– Ясно.
– Когда я ознакомлюсь с вашим досье на Моролто?
– После того как мы получим твои папки и заплатим тебе за
это. Мы отдадим в твое распоряжение всю информацию, которой сами располагаем,
но тебе придется рассчитывать главным образом только на себя. Нам с тобой нужно
будет часто видеться, и это будет, безусловно, опасно. Возможно, потребуется
несколько автобусных поездок.
– Хорошо, но в следующий раз рядом с проходом буду сидеть я.
– Конечно, конечно. Человек, который стоит два миллиона,
естественно, имеет право выбрать место в автобусе.
– Ты не представляешь, какое мне это доставит удовольствие,
Уэйн. Нет, ты не можешь себе этого представить.
Митч увидел его в трех милях от Джорджтауна, на узкой
петляющей дороге к Боддентауну. Мужчина склонился под поднятым капотом
старенького “фольксвагена”: похоже, у него были проблемы с двигателем. Одет он
был как местный, никакой туристской раскраски. Его легко можно было принять за
какого-нибудь англичанина, работающего на правительство или на один из банков.
Хороший ровный загар. В руке он держал какой-то гаечный ключ; промчавшийся по
левой стороне дороги джип Митча он окинул равнодушным взглядом. Это был
Скандинав.
Он был уверен, что Митч не обратил на него ровным счетом
никакого внимания.
Совершенно бессознательно Митч сбросил скорость до тридцати
миль – чтобы дождаться его. Эбби обернулась назад. Узкая лента шоссе, ведущего
в Боддентаун, на протяжении пяти миль тянулась вдоль берега, затем, после
развилки, резко уходила в сторону. Через несколько минут они оба заметили
маленький “фольксваген”, огибающий очередной изгиб дороги. Джип оказался вдруг
гораздо ближе, чем это было желательно Скандинаву. Поняв, что его заметили, он
сразу же сбавил скорость и бросил машину вправо, в неприметный выезд к океану.
Митч надавил на педаль газа и устремился к городу. Не
доезжая до него, он свернул на юг и меньше чем через милю выехал на берег.
В десять утра стоянка у секции Эбанкса была полна лишь
наполовину. Два утренних катера с аквалангистами отчалили всего полчаса назад.
Митч и Эбби быстро прошли к бару, где Генри уже подавал пиво и сигареты игрокам
в домино.
Бэрри Эбанкс стоял, прислонившись к столбу, подпирающему
тростниковую крышу бара, и смотрел, как два его суденышка огибают небольшой
мыс. Находившиеся на катере спортсмены должны были сделать по два захода
каждый: у Арки Бонни и Грота Дьявола, а затем у Скалы Идена и у Рифа Роджера,
то есть там, где сам он, наверное, уже тысячу раз проводил подводные экскурсии.
А некоторые места он сам и открыл.
Супруги подошли к нему, Митч представил ему свою жену.
Эбанкс не был особенно любезен, но не был и груб. Они направились к небольшому
пирсу, на котором рулевой готовил к отплытию тридцатифутовую рыболовецкую
лодку. Эбанкс разразился потоком не поддающихся расшифровке команд, но молодой
парень оказался либо абсолютно глухим, либо совершенно непочтительным к своему
боссу.
