Она встала и рассмеялась.
– На Кайманах никто так рано не уходит с пляжа. Пойдем, я
должна тебе коктейль.
– Нет. Пожалуй, нет.
Она схватила его за руку, и Митч направился за ней в сторону
пляжа.
Они шли и молчали; “Пальмы” уже скрылись из виду, музыка
была едва слышна. Поднявшаяся луна светила все ярче, пляж был совершенно пуст.
Она отстегнула какой-то крючок и сняла юбку. На теле ее кроме узенькой ленточки
вокруг груди и такой же узенькой, бежавшей между ног, ничего не было. Свернув
юбку, она повесила ее ему на шею. Взяла его за руку.
Что-то внутри него говорило: беги. Забрось пивную бутылку в
море. Швырни юбку на песок. И беги изо всех сил. Беги в бунгало. Закрой дверь
на замок. Закрой окна. Беги. Беги. Беги.
И что-то говорило: расслабься. Это просто безобидное
развлечение. Выпей пару коктейлей. Если уж что-то происходит, наслаждайся этим.
Никто ничего не узнает. До Мемфиса отсюда тысячи миль. Эйвери тоже ничего не
будет знать. Да и потом, что ему Эйвери? Что он сможет сказать? Так делают все.
Такое уже случалось с ним раньше, в колледже, когда он не был еще женат, но уже
был помолвлен. Тогда он обвинил в случившемся лишнюю кружку пива и не мучил
себя переживаниями. Эбби так ничего и не узнала, да и время взяло свое.
Беги. Беги. Беги.
Они прошли примерно с милю, а бара все не было видно. На
пляже потемнело. Случайное облако очень удачно прикрыло собой луну. На всем
своем пути они так никого и не встретили. Она потянула его за руку к стоящим у
самой воды двум пластиковым пляжным креслам.
– Давай отдохнем. Он допил пиво.
– Не очень-то ты разговорчив.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал?
– Как по-твоему, я красива?
– Ты очень красива. У тебя очень красивое тело. Она сидела
на самом краешке кресла и болтала ногами в воде.
– Пойдем искупаемся.
– Я, гм-м… У меня нет настроения.
– Брось, Митч. Я так люблю воду.
– Иди, а я посмотрю на тебя.
Она опустилась перед ним на колени, подняла свое лицо
навстречу ему. Медленным движением завела свою руку за спину, развязала
полоску, прикрывавшую грудь. Ленточка материи плавно соскользнула на песок. Ее
грудь, как бы сразу увеличившись в размерах, легла на его левую руку.
– Подержи, пожалуйста. – Она подняла с песка и подала ему в
руки верхнюю часть своего купальника. Это было что-то мягкое, белое и
совершенно не имевшее веса. Митч сидел и не мог пошевелиться; его дыхание,
всего минуту назад прерывистое и тяжелое, казалось, совсем прекратилось.
Она неторопливо вошла в воду. Едва видимая полоска белой
ткани сзади не скрывала ничего. Длинные темные замечательные волосы падали до
пояса. Когда вода дошла до колен, она обернулась.
– Давай же, Митч, вода просто прелесть! Улыбка ее была
ослепительной, Митч не мог этого не видеть. Он сжал в кулаке невесомый
лоскуток, осознавая, что остался последний шанс спастись бегством. И тут же по
всему его телу растеклась слабость. Для бегства потребовалось бы гораздо больше
сил, чем он мог сейчас собрать. Ему хотелось просто сидеть в кресле, а она?
Она, может, уйдет. Может, она утонет. Может, внезапным приливом ее унесет в
море. Давай, Митч.
Он снял с себя рубашку и шагнул в воду. По-прежнему
улыбаясь, она не сводила с него взгляда, и, когда он приблизился, она взяла его
за руку, повела туда, где вода глубже. Обняла за шею; они поцеловались. На ее
бедрах он пальцами ощутил тоненькую ниточку купальника. Они снова поцеловались.
Внезапно она отпрянула и, ни слова не говоря, устремилась к
берегу. Он не спускал с нее глаз. Усевшись прямо на песок между двумя креслами,
она сняла с себя остатки своего бикини. Митч глубоко нырнул, задержав дыхание,
как ему показалось, на целую вечность. Когда голова его показалась на поверхности,
она уже полулежала на спине, упираясь локтями в песок. Митч еще раз посмотрел
по сторонам и, конечно же, никого не увидел. В этот самый момент луна опять
спряталась за новым облачком. На поверхности воды не было ни лодок, ни
катамаранов, ни пловцов, ни водных лыжников – никого и ничего движущегося.
– Я не могу, – пробормотал он сквозь стиснуты зубы.
– Что ты сказал, Митч?
– Я не могу! – прокричал он.
– Но я хочу этого.
– Не могу.
– Ну же, Митч, никто никогда не узнает. Никто никогда не
узнает. Никто никогда не узнает.
Он медленно подошел к ней. Никто никогда не узнает.
На заднем сиденье такси, мчащего обоих мужчин в Центр
города, царило молчание. Они опаздывали. Они проспали и пропустили завтрак. Ни
один из них не чувствовал себя достаточно бодро, а Эйвери выглядел просто
изможденным: глаза налились кровью, лицо бледное. Он даже не побрился.
У здания Монреальского банка таксист остановил машину. Жара
и влажность едва давали возможность дышать.
Рэндольф Осгуд, банкир, оказался мужчиной британского
склада, одетым в синий двубортный пиджак, с высоким гладким лбом; на чуть
вздернутом носу поблескивала тонкая металлическая оправа очков. Он как старого
друга поприветствовал Эйвери и представился Митчу, после чего провел их обоих в
большой кабинет на втором этаже, откуда открывался вид на залив. В кабинете их
уже ждали два клерка.
– Что именно тебе требуется, Эйвери? – спросил Осгуд; голос
его звучал чуть в нос.
– Давай-ка начнем с кофе. Мне нужны итоговые отчеты по всем
счетам Сонни Кэппса, Эла Косциа, Долфа Хеммбы, “Рацлафф Партнерс” и “Грин
Груп”.
– Хорошо, за какой период?
– Шесть месяцев. По всем счетам.
Осгуд щелкнул пальцами в сторону одного из своих служащих,
это была женщина. Она вышла из кабинета и тут же вернулась с подносом, на
котором стоял кофейник и тарелочка с пирожными. Другой клерк писал в блокноте.
– Но нам, Эйвери, конечно, потребуется на это одобрение
адвокатов каждого из клиентов, – заметил Осгуд.
– Все это в папке, – ответил ему Эйвери, вытаскивая
документы из своего чемоданчика.
– Да, но их сроки уже вышли. Нам нужны новые подтверждения
ваших полномочий по каждому из счетов.
– Отлично. – Эйвери через стол подтолкнул ему папку. –
Здесь. Текущие.
Он подмигнул Митчу.
