Они нашли в центре местечко на платной стоянке, заплатили и
прошлись пешком пару кварталов до неширокой тенистой улочки, где летний воздух
сгущался, как туман, от аромата жаренного на углях мяса. Этот аромат проникал
через ноздри, рот, дымком въедался в глаза, опускался вниз, к желудку, и оттуда
давал команду в мозг. Дивный запах вырвался наружу вместе с дымом по
вентиляционным трубам, окружавшим массивные печи, в которых в лучшем ресторане
города, на весь мир прославившемся жареными свиными ребрышками, эти самые
ребрышки сейчас и подрумянивались. Ресторан располагался ниже уровня улицы, в
подвальном этаже старого здания из красного кирпича, которое давно бы снесли,
если бы не превосходная еда, превратившая “Рандеву” в достопримечательность.
Ресторан обычно бывал полон, существовала даже очередь, но
по четвергам напряжение, видимо, спадало. Они прошли через похожий на пещеру
зал и устроились за небольшим столиком, покрытым красной клетчатой скатертью,
чувствуя на себе любопытные взгляды. Взгляды эти были всегда, мужчины
переставали жевать, руки с ребрышками застывали в воздухе, когда Эбби Макдир
проходила мимо, невозмутимая, как фотомодель. Однажды в Бостоне, идя по
тротуару, она стала причиной пробки на перекрестке – на нее засмотрелся
какой-то водитель. Присвистывание и возгласы восхищения вслед были неотъемлемой
частью ее жизни, и даже муж ее привык к этому. Митч был очень горд тем, что его
жена так красива.
Чернокожий гигант в красном фартуке с рассерженным видом
стоял перед ними.
– Да, сэр. – Голос его был требовательным. Карточки меню
лежали на каждом столе и были абсолютно ни к чему. Ребрышки. Только ребрышки.
– Две полных порции, тарелку сыра, пива – один кувшин, – на
одном дыхании выпалил Митч.
Ни блокнота, ни ручки у официанта не было, он просто
развернулся и гулким голосом прокричал в сторону входа:
– Дашь два полных, сыр, кувшин! Когда он отошел, Митч под
столом коснулся ноги жены. Она слегка шлепнула его по руке.
– Ты прекрасна, – сказал он. – Когда я в последний раз
говорил тебе об этом?
– Часа два назад, – отозвалась Эбби.
– Два часа! Тупица безмозглый!
– А ты делай так, чтобы потом не упрекать себя. Он положил
руку на ее колено, ласково погладил. На этот раз Эбби позволила это. Сдаваясь,
она улыбнулась, на щеках – ямочки, зубы в полумраке поблескивали, глаза, как у
кошки, светились. Темно-каштановые волосы изящно спадали чуть ниже плеч.
Принесли пиво, официант наполнил кружки. Эбби сделала
маленький глоток, посерьезнела.
– Как ты думаешь, с Ламаром все в порядке?
– Не знаю. Сначала мне показалось, что он пьян. Я сидел как
последний идиот и смотрел, как он мокнет под водой.
– Бедняга. Кэй сказала мне, что похороны состоятся,
наверное, в понедельник, если тела привезут сюда вовремя.
– Давай-ка поговорим о чем-нибудь другом. Не люблю я
похорон, никаких, даже если я должен там присутствовать только из приличия и
никого из умерших не знал. С похоронами у меня уже есть кое-какой печальный
опыт.
В этот момент принесли ребрышки на картонных тарелках. На
стол поставили также блюдо с нашинкованной капустой и запеченной фасолью. Но
прежде всего ребрышки, длиною чуть ли не в фут, обильно политые соусом, секрет
которого известен только шефу. Они приступили к еде.
– А о чем ты хочешь поговорить? – Эбби перевела дух.
– О том, что тебе пора бы уже… – Он выразительно посмотрел
на ее живот.
– Я думала, что мы можем подождать несколько лет.
– Можем. Но до того времени нам нужно прилежно
тренироваться.
– Мы тренировались в каждом мотеле по дороге из Бостона в
Мемфис.
– Я помню, а в новом доме еще ни разу. – От неудачного
движения соус брызнул Митчу прямо в глаза.
– Но мы же только утром приехали, Митч!
– Знаю. А чего мы ждем?
– Митч, ты ведешь себя так, как будто я совсем про тебя
забыла.
– А ты и забыла. С самого утра. Предлагаю заняться этим
сегодня же вечером, как только приедем домой, это будет как бы обрядом крещения
нашего нового обиталища.
– Посмотрим.
– Обещаешь? Гляди-ка, видишь парня, вон там? Похоже, он
сейчас вывихнет себе шею, пытаясь увидеть чью-то ножку. По-моему, я должен
подойти и отхлестать его ремнем по заднице, а?
– Обещаю. Договорились. Не обращай внимания на тех парней,
они смотрят на тебя, думаю, они считают тебя ловчилой.
– Очень остроумно.
Митч справился со своей порцией и теперь уминал ее половину.
Допив пиво, они расплатились и выбрались на свежий воздух. Сели в машину. Он не
спеша ехал по городу, пока не увидел табличку с названием улицы неподалеку от
их дома. Пару раз замешкавшись на поворотах, он въехал на Медоубрук, и около
дома мистера и миссис Митчел И. Макдир “БМВ” остановился.
Кровати еще не были собраны, и подушки матрасов лежали на
полу, окруженные какими-то ящиками. Херси спрятался под лампой на полу и всю
ночь наблюдал за тем, как они тренировались.
Через четыре дня, в понедельник, который должен был стать
первым рабочим днем Митчела в фирме Бендини, сам Митч вместе с женой,
окруженный своими теперь уже тридцатью девятью коллегами и их женами, пришел
отдать последний долг Мартину С. Козински. Кафедральный собор был полон. Оливер
Ламберт произнес настолько прочувствованное прощальное слово, что даже у Митча,
похоронившего отца и брата, глаза были на мокром месте. При виде вдовы и детей
Эбби совсем расплакалась.
В том же составе все встретились и после полудня – в
пресвитерианской церкви, где происходило прощание с Джозефом М. Хеджем.
