…«Ма-ммм-ма, я люблю…» — держа руль одной рукой, напевала я, подражая задорному исполнению Кармен Миранды
[138]… Проносившиеся мимо картины настолько разительно отличались друг от друга, что рябило в глазах: объятые пламенем бугенвиллии
[139] просторные бунгало с плетёными креслами на террасах… базарные площади с выставленным для продажи мясом на чернеющих от крови, засиженных мухами, досках… полчища бездомных шавок, рыскающих среди выложенной прямо на тротуаре снеди: креветок, козьего сыра, арахисового масла… грязные канавы, забитые гнилыми фруктами и скорлупой кокосовых орехов… мрачное здание тюрьмы, окружённое высокой изгородью из ржавого железа… калеки, просящие подаяние на пыльной обочине… скрипящие повозки, запряжённые упирающимися ослами… ветхие деревянные лачуги с покосившимися крышами… манящая своим покоем церковь с окнами из цветного стекла… старинное кладбище с просевшими, заросшими бурьяном могилами…
…Я не проехала и суток, как мой спортивный «Мерседес-Бенц», который никогда раньше не подводил, начал показывать характер: на горной дороге он вдруг завилял задом, как публичная девка, и понёсся прямиком к кромке обрыва; стоило неимоверных усилий укротить железное чудовище и не слететь вместе с ним в овраг… Выйдя из автомобиля, я нервными пальцами зажгла сигарету… «Хочешь — не хочешь, а пора нанимать шофёра…», — подумала я… Ветровое стекло было полностью залеплено бабочками, будто его сверху посыпали пером из распоротой подушки. Один мотылёк был гораздо больше остальных; разглядывая распластанные, истерзанные крылышки, я вспомнила название — Синяя Молния… Протерев стекло, я отправилась дальше…
…В Бандейре-ду-Сул
[140] я сделала привал, чтобы заправиться и запастись провизией. Не успела выйти из машины, как меня со всех сторон окружили местные: торговцы с дребезжащими тележками, нагруженными бананами и папайей, уличные попрошайки, развозившие на руле велосипеда молоко в грязных бидонах мальчишки… Не глядя на них, закрыв нос платком, чтобы не чувствовать запаха протухшей рыбы, которым буквально пропиталась раскалённая полуденным зноем атмосфера, я скрылась за дверями гостиницы… Ещё одну остановку с ночёвкой я совершила в Пирапоре
[141]. Скверное местечко. В тамошней забегаловке подали такую гадость на ужин, что я едва не отравилась. И как венец злоключениям — уличные воришки похитили из моей машины пистолет…
…Будучи всего в нескольких милях от Бразилиа, я была вынуждена сделать огромный крюк, чтобы попасть в город: стадо ленивых, неповоротливых быков преградило путь и не было никакой возможности его разогнать. Пастухи, вылупив глупые круглые глаза, лишь ошалело таращились на машину да почесывали коротко стриженные, плюшевые головы. «Болваны!», — выругалась я и поехала в объезд.
…Высохшая, покрытая слоем пыли дорога была оцеплена отрядами правительственных войск. Меня остановили вооружённые карабинами солдаты и, отполировав «Мерседес» со всех сторон восхищённо завистливыми взглядами, попросили предъявить документы. «Извините за неудобство, сеньора, — меры предосторожности, — объяснил один из них. — Там ведь все шишки соберутся…».
К автомобилю подбежала целая ватага крестьянской ребятни. Окружили, загалдели. Я брезгливо покосилась на их грязные, тянущиеся ко мне отовсюду руки: не дай бог кто-нибудь схватит за подол и испачкает платье!.. Их родители топтались тут же с мешками фруктов на потных спинах…
— Всё в порядке, сеньора, можете ехать дальше, — с учтивым поклоном вернув документы, сказал мне солдат, и тут же без всякого перехода уже совсем другой интонацией. — А вы, сволота, пошли отсюда!.. Давайте уматывайте поскорее!.. Проезжайте, сеньора… сейчас я разгоню этих бездельников… А ну пошли, свиньи! Быстрей! Быстрей!.. Расходись, кому говорят?!.
Крестьяне загудели разом, как осы:
— Нам тоже нужно!..
— Пустите!..
— Три дня без отдыха!.. Детей хоть пожалейте!..
— Фрукты везём!.. На ярмарку!..
— Работу обещали!..
— Почему одним можно, а другим — нет?!
— Кровопийцы! Ироды!
— Поговорите у меня, поганое племя!.. — заорал тот, кто проверял мои документы. — Сказал, убирайтесь! А не то худо будет!..
…В лобовое стекло, брызжа жёлтой слюной вместе с истерическим воплем бросившей его негритянки, шмякнулась спелая мякоть какого-то плода и растеклась, как желток по сковородке. Чертыхнувшись, я выскочила из машины: но моя обидчица, закрыв руками голову, уже присела под градом тумаков, которыми её щедро наградили жандармы. Торопливо вытерев стекло, я села за руль и в этот момент отчётливо услышала: «Гори в аду, белая сука!»… Две чёрные точки, начинённые ненавистью, исторгли смертоносный залп, пронзили насквозь своим ядом… Вспыхнуло смутное дурное предчувствие — слабое, как искра… «Ничего страшного… на дороге полно идиотов… — шепнула я своему не в меру щепетильному ангелу-хранителю. — Через час буду на месте…»… Живой кордон расступился, давая проехать. «Только осторожней, сеньора! — крикнул вдогонку полицейский. — Повсюду рыщут толпы голодранцев!»…
Да, голодранцы были везде: они плелись по обочине дороги, толкая перед собой грязные, загруженные хламом, тачки, рылись в помойках, сооружали по окраинам нового города убогие бараки… Проезжая, я всей шкурой ощущала их косые взгляды.
…Нищету узнаёшь по запаху. Она пахнет духотою лачуг и грязью улиц, нестиранным бельём и немытым телом, засаленными волосами и гнилыми зубами, протухшей едой и болезненной испариной, собачьей мочой и крысиным помётом… Если ты родился в нищете, её запах будет исходить из тебя всю жизнь, как бы ты не старался его вытравить… И тянуть к себе соплеменников…
— Глянь, какая тачка!..
— Ты на цацки лучше глянь… Горят, как образа в церкви!
— Даа-а-а… гладкая бабёнка…
— Городская фря!..
…Недобрые взгляды бродячих, бешеных псов… стальные мускулы, натруженные за долгие годы каторжного труда… подвижные желваки на грубых загорелых лицах…
— Куда спешишь, красавица? Не туда ли, куда нас не пустили?..
…Машина буксовала с отчаянным свистом, а мрачные тени из преисподней окружали её со всех сторон… Сколько их?.. Пятнадцать? Двадцать?.. Я с содроганием вспомнила про украденный пистолет…
— Ну, иди сюда, цыпочка…
…Глубоко запавшие глаза… заскорузлые, крючковатые пальцы… отрывистые, хриплые, похожие на кашель, смешки…
Стиснув пальцы в кулаки, чтобы не выдать волнения, я попробовала придать своему голосу твёрдость:
