Обхватив руками колени, я сидела на полу.
— Что происходит с моей матерью?
— Джодо из-за вас нервничает.
Он помог мне подняться и без промедления вывел из кабинета.
— Ваши затраты я возместил. А теперь мне нужно закончить полив сада и позаботиться о животных. — Он посмотрел на часы. — Но у меня встречный вопрос. Что происходит лично с вами?
— Я не знаю, жива или мертва моя мать, — сказала я.
— Понимаю. Этого боятся все дети скорбящих матерей. И каждый день задаются этим вопросом. Почему она мертвая, если жива? Вы оставили мать посреди дороги. Вероятно, она примет ваш вызов и спасет себе жизнь. Но это ее жизнь. Ее ноги. Захочет жить — отойдет от опасного места. Но вы должны принять любое материнское решение.
Мне и в голову не приходило, что она может не захотеть жить.
— Ваше смятение точно просчитано, — сказал Гомес. — Неведение служит вам укрытием. Я уже говорил вам, что более не заинтересован в проблеме ходьбы. Учтите это, пожалуйста.
Деревенский шаман. Он укажет мне путь.
— Перед возвращением домой вам надо взбежать на шесть лестничных маршей, — посоветовал он.
От Гомеса толку нет. Он ничего не смыслит. «Взбежать на шесть лестничных маршей». Такого рода советы давала моя бабушка, когда хотела от меня избавиться.
— Оплакивать своих мертвецов необходимо, но нельзя допускать, чтобы они забирали нашу жизнь.
Больше я ничего не услышала. Вернувшись в кабинет, он затворил за собой дверь. Это походило на последнее «прости». Он как будто говорил: дело сделано. Гомес совершил камлание и проник со своими ритуальными танцами в недужный мозг, а потом с помощью своей дочери запустил механизм исцеления, только я уже не знала, чей мозг оказался недужным: мамин или мой собственный.
Диагноз
Роза стояла у окна нашего пляжного домика и смотрела на серебристое море. Пляж был относительно пуст. На песке, хохоча под ночными звездами, валялись босые ребята.
Моя мать чересчур высока ростом.
— Добрый вечер, Фия. — В ее голосе — покой и опасность.
Я села и наблюдала за ней, оставшейся стоять. Она возвышалась надо мной, как башня. Любопытно было видеть маму в вертикальном положении. Как нечто несвернутое. В моем нынешнем состоянии она мнилась мне призраком. Будто умерла и вернулась какой-то другой. Рослой женщиной, энергичной и сосредоточенной, чье основное внимание уделяется отнюдь не выколупыванию таблеток из упаковки. Много лет назад мама сказала мне, что «Млечный Путь» пишется γαλαξίας κύκλος и что Аристотель наблюдал этот молочный круг в Халкидиках, откуда тридцать четыре мили до нынешнего города Салоники, где родился мой отец. Но при этом она ни разу не завела речь о тех звездах, на которые семилетней девочкой смотрела сама в деревне Уортер, что в Восточном Йоркшире, в четырех милях от Поклингтона. Случалось ли ей лежать навзничь среди подснежников на йоркширской пустоши и строить грандиозные планы на жизнь?
Думаю, да. Где ее место на карте населенного призраками неба?
— У Джодо родились котята, — сказала я.
— Сколько?
— Трое.
— Так-так. Надеюсь, роженица чувствует себя хорошо?
Я отметила, что о новорожденных она не спросила.
— Мне бы стакан воды, — сказала я.
Она поразмыслила.
— А где «пожалуйста»?
— Пожалуйста.
Я следила, как она идет на кухню, слышала, как открылась дверца холодильника и в стакан полилась жидкость. Мать принесла мне воды.
Всю свою жизнь я ее обихаживала. Состояла при ней подавальщицей. Ждала ее заказов; ждала ее. А чего ждала? Ждала, когда она войдет в свое «я» или выйдет из своего инвалидного «я». Ждала, когда она совершит путешествие за пределы своего мрака, взяв себе билет в полную жизнь. И — с доплатой — мне тоже. Да, я всю жизнь ждала, чтобы она заняла для меня место.
— Будем здоровы. — Я подняла стакан.
Дверь на террасу, выходящую на пляж, отворилась сама собой. В комнату ворвался легкий ветер. Теплый ветер пустыни, который принес с собой насыщенный соленый запах водорослей и запах горячего песка. О берег разбивались волны; стол на террасе дал приют моему ноутбуку, и ночные звезды, сделанные в Китае, вспыхнули под настоящими звездами Испании. Все лето я гуляла по лунным дорожкам цифрового Млечного Пути. Там спокойно. Зато я не спокойна. Мой мозг — как придорожная полоса, где по ночам лисы поедают сов. На звездных полях, с их слабо светящимися дорожками, бегущими через весь экран, я оставляла следы в пыли и сиянии виртуальной вселенной. Мне и в голову не приходило, что, подобно Медузе, электроника могла превратить меня в камень, внушить боязнь спуска на Землю, где действуют все жесткие правила насчет сканирования штрихкода и оплаты на выходе, где с лихвой слов для обозначения выгоды и в дефиците слова для описания боли.
— Сегодня гулять ходила, — сообщает мама. — От избытка чувств даже не сразу смогла с тобой поделиться.
— Понимаю. Ты никогда не делилась хорошим.
— Не хотела раньше времени тебя обнадеживать.
— Тебе никогда не хотелось меня обнадеживать.
— Хочешь послушать про водителя грузовика? Хоть кто-то подбросил меня до дома.
— Нет. Я не хочу ничего о нем слышать.
— О ней. Это была она.
Поставив свой стакан на стол, Роза подошла ко мне.
— Нельзя ездить без прав, София. Было темно, а ты даже не включила фары. Я боялась за твою жизнь. Не представляю тебя в роли водителя.
— Понятно, — сказала я, — но ты сама водишь. Ты в своем доме главная. Не поступайся своими интересами.
— Постараюсь. — Она без малейших усилий опустилась рядом со мной на жесткий зеленый диван в нашем временном жилище. — Постараюсь не поступаться своими интересами, но пока вижу только одно: ты должна поехать в Америку, чтобы завершить диссертацию.
А какие перспективы я видела для нее?
Я видела, как она надевает стильные туфли с ремешками через подъем. Как указывает на свою бриллиантовую побрякушку — часы — и торопит меня, чтобы нам не опоздать в кино. Она уже заказала билеты. Да, и места сама выбрала. Давай быстрее, София (указывает на часы), шевели ногами, я хочу трейлеры тоже посмотреть.
— И еще кое-что, София.
— Гомес мне уже сказал.
— Что он тебе сказал?
— Что вернет деньги.
— Надо же, — сказала она. — Это совсем не обязательно. Он прекрасный врач.
Роза продолжает что-то рассказывать. Сначала мне слышится «Эзоп — гениальный». Эзопа она упомянула раза три. И только тогда до меня дошло: она говорит «эзофагеальный». Эзофагеальный.
