Костя посмотрел в зеркало заднего вида. Отец с интересом наблюдал за пейзажами, проносящимися за окном. Костя не решался с ним заговорить. Вот что было странно по-настоящему. Он разучился говорить с собственным отцом за какой-то год. Он не знал, с чего начать разговор, не знал, как его продолжить, в случае если отец ответит. Боялся, что отец ответит. Он так долго ждал этого момента, а теперь боялся каждого слова, произнесенного этим мужчиной. После долгой разлуки они стали чужими?
— Пап? — решился Костя.
Старик вздрогнул, но не повернулся.
— Ты как себя чувствуешь?
«Как видишь, мудак! — сам себе ответил Костя. — Я сижу сам и хожу сам, а самое главное — теперь ни один из вас не притронется к моему члену, когда я захочу отлить!»
Старик улыбнулся, будто прочитал мысли сына.
— Я сижу сам, — сказал он, посмотрев в зеркало. — И хожу сам…
У Кости пересохло во рту. Он встретился глазами с отцом и опустил взгляд на дорогу. Слава богу, старик не закончил фразу так же, как навыдумывал Константин.
До самого дома они ехали молча. Даже когда проезжали оцепленный сгоревший фургон цыган, ни один из них не проронил ни слова. Костя даже не переключился на связь между трагедией и походом отца к бродягам в фургон. Он думал о том, что ему все-таки придется налаживать отношения с отцом. Ведь это все, что осталось у него дорогого в жизни. Не считая Наташи, конечно.
* * *
Наташа встала, едва не опрокинув кружку с чаем.
— А как его звали? — спросила она и тут же добавила: — Соседа.
Сергей снова посмотрел на Наташу, кивнул, будто соглашаясь со своими мыслями.
— Вы же въехали позже. Роман, Роман Сафин. Он жил один… С собакой. Много пил, а после смерти… — Сергей замолчал. Долг обязывал сказать правду о трагедиях в этом доме, точнее, на этом участке. Дом всегда страдал. Его возводили вновь и продавали очередному несчастному. Почему не говорил правду продавец, было понятно и оправдано желанием наживы, почему не скажет он — представитель власти, нельзя оправдать ничем.
— В вашем доме произошло несчастье, — наконец сказал Молохов.
Олеся присвистнула и наклонилась к столу, приготовившись слушать. Наташа пошатнулась, взялась за спинку стула и села.
— Ты как? — спросила Олеся у сестры.
Наташа кивнула и обратилась к Сергею:
— Здесь погибли женщина и мальчик?
«Здесь погибло несколько женщин и мальчиков», — крутилось в голове Молохова.
— Да. Здесь погибла семья.
После недолгих раздумий Молохов решил рассказать последнюю историю.
— Пять лет назад в этот дом въехала семья. Не в этот, конечно… но на этом месте был дом… Почти такой же. Они прожили здесь не больше месяца, когда глава семейства свихнулся и решил, что его семью захватили. Чтобы освободить семейство от темных сил, он решил их замуровать в стене в подвале дома.
Олеся снова присвистнула.
— Хватит свистеть, — строго сказала Наташа, но взгляд от Молохова не отвела.
— Я тогда работал в дежурной части, — продолжил Сергей, не обращая внимания на сестер. — Нас вызвал кто-то из соседей. Мы застали дебошира без сознания, а семейство в какой-то прострации… Шок от пережитого и… Что-то еще было, но я тогда не понял. Что-то… Какая-то связь всей этой семьи. Странная связь, я бы сказал. В общем, через месяц нас вызвали снова.
— Соседи? — бесцветный голос Наташи напугал Молохова.
— Да. Скорее всего, Роман, — Сергей махнул рукой за спину. — Дом догорал… тела лежали во дворе и были изуродованы до неузнаваемости. Трупы — будто сухие мумии, будто умерли давно. — И, словно прочитав мысли сестер, добавил: — Больше месяца назад. Приехал следователь из Тулы, опросили соседей. Роман видел, как старший сын вытащил тела матери и младших сестры и брата во двор, поджег дом, а затем улегся рядом с родней.
— Да ладно? — Олеся округлила глаза и протянула руку перед собой. — Аж мурашки по коже.
— Я подробностей не знаю, слышал только, что спор начался о времени смерти семейства и о вменяемости Романа, мол, не мог он старшего видеть в тот день, потому как он умер вместе с матерью и детишками в одно время.
— И время это, — начала Наташа, — задолго до пожара.
— Именно, — кивнул Молохов. — Сумасшествие какое-то. В общем, какое-то время они даже этого Романа подозревали в поджоге, но потом пришли к выводу, что очаг возгорания был в подвале, что это, скорее всего, замыкание и…
— А как же тела? Как они попали во двор и что с ними вообще случилось?
— Не знаю, я не видел ни протоколов, ни результатов экспертиз, но вид у них был, будто… Когда-то мне попадались снимки узников концлагерей. Эти люди выглядели так же, разве что без вытатуированных номеров.
— Скажите, — произнесла Олеся, продолжая рассматривать свои руки, — а не мог ли это с ними сделать их папаша? Сумасшедший?
— Исключено. Он тогда был под надежной охраной.
— Тогда? — спросила Наташа. — А сейчас нет?
Сергей вздохнул.
— Дело в том, что несколько дней назад…
* * *
Алексей слушал внимательно. О проклятом месте, о божествах цыган, о мелких демонах, пожирающих плоть. Он все это слушал, но связать это с собой так и не смог. Хотя слепая цыганка сидела с таким видом, будто все было понятно даже младенцу. Алексей знал такой тип рассказчиков, пренебрегающих своими слушателями. Рассказ был понятен только говорившей. Обычно Алексей не переспрашивал, но сейчас несколько иная ситуация. И ему необходимо понять.
— При чем здесь злые духи? Я понял, что они пожирают плоть и все остальное, но откуда они здесь взялись?
— С цыганами.
Алексей ждал продолжения, и когда его не последовало, Страхов, не скрывая раздражения, спросил:
— Как? В кибитках? В канистрах? Как они их сюда провезли?
— В себе, — спокойно произнесла ворожея.
Алексей был в замешательстве какое-то время. Он не знал, что еще можно спросить. Все было настолько нелепо, что… Он готов был поверить в колдуна и призраков, но в демонов… Хотя какая разница? Он не верил ни в тех, ни в тех! Он не верил собственным глазам тогда, когда потерял семью; он не верил собственным ушам сейчас, когда слушал слепую ворожею.
— Отсутствие веры не спасет и не может отменить явления, которые древнее человечества.
Алексей был в замешательстве. Он знал, кто поселился в его доме, кто сожрал его семью; он знал, как прогнать тварей, но не знал, как попасть в дом и под каким предлогом начать изгнание. Все складно у ворожеи, а у него, бывшего психа с пластиной в голове, могло и не получиться. Он посмотрел на слепую. Старуха, казалось, впала в транс. Ее голова завалилась набок, подбородок увлажнился от слюны. Страхов ждал.
