Все внимание я уделил досье, которое дал мне Хэтэуэй, когда мы обедали в китайском ресторане на Ван-Найс. Отложив в сторону записи из офиса окружного прокурора, я сосредоточился на результатах первых розысков. Сидя на полу в слабом свете лампы, я поспешно перелистывал страницы, пока не нашел наконец, документ, который был мне нужен. Мои глаза безостановочно сновали взад-вперед между разложенными передо мной документом и черновиком письма. Затем, растянувшись прямо на ковровом покрытии, я закрыл их. Передо мной мелькали эпизоды последних недель. Понемногу каждый из казалось бы несовместимых кусочков пазла нашел свое место.
Все было ясно, ужасающе ясно.
3
23 января 1959 года, пятница
Снова настойчивый звонок во входную дверь…
Элизабет прополоскала рот, быстро вытерла губы и неуверенным шагом вышла из ванной комнаты. Кто мог бы потревожить ее в такое время?
Дрожа будто в лихорадке, она направилась прямо к входу и приоткрыла дверь. При виде своего гостя она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются.
– Что ты здесь делаешь?
– Мне надо было приехать… Бетти, что с тобой происходит? Ты белая как полотно!
Элизабет опустила глаза, поколебалась, а затем отступила, освобождая проход.
– Входи, не стой здесь. Я не хочу, чтобы тебя увидели.
Со всей поспешностью она снова закрыла дверь.
– Что произошло?
– Ничего. Я сейчас была в ванной комнате и плохо себя почувствовала. Мне уже лучше.
– Выглядишь ты совсем плохо. Присядь!
– У меня нет никакого желания присаживаться.
– Это из-за… всех этих лекарств, которые ты принимаешь?
– Нет, с ними это никак не связано. Без своих лекарств я не смогла бы ночью даже сомкнуть глаз. Тебе не следовало сюда приходить, это слишком рискованно.
– Говорить с тобой в общественном месте слишком рискованно, звонить тебе по телефону слишком рискованно! У меня не оставалось другого выхода.
Элизабет отступила до самой гостиной. Взгляд ее бесцельно переходил с одного находящегося здесь предмета на другой. Остановился на хилой высохшей рождественской елке, которую она даже не дала себе труда выбросить. Сейчас она была еще более растеряна, чем в ту минуту, когда открыла дверь. Ее разум был где-то далеко, будто на съемочной площадке, когда ей управляла та, другая. Он тонул в густом тумане, откуда она едва могла различить сцену, которая разыгрывалась в ее собственном жилище: противостояние двух вконец растерявшихся созданий, которым больше нечего друг другу сказать.
– Бетти, умоляю тебя…
Она сделала усилие, чтобы сосредоточиться.
– Ты не отдаешь себе отчета! Кто тебе сказал, что прямо сейчас за домом не следят?
– Мы не делаем ничего плохого. У тебя все равно есть право принимать гостей.
– У меня больше нет никаких прав. Отныне моя жизнь больше не принадлежит мне.
– Во сколько встреча?
Она посмотрела на каминные часы, стрелки которых начали обратный отсчет.
– Через полтора часа… на самом деле чуть раньше. Уходи, мне нужно подготовиться.
– Я не хочу тебя оставлять, не теперь. Позволь мне остаться. Я могу тебя сопроводить, поддержать…
Элизабет теряла всякое терпение: она сделала над собой усилие, чтобы не уступить гневу.
– Ты слышишь, что я тебе говорю? Я иду не на вечеринку или благотворительный бал! Это агент ФБР, господи боже ты мой! Человек, который может разрушить мою жизнь, когда ему это заблагорассудится.
Повисло молчание.
Лора медленно приблизилась к Элизабет, пока их тела не соприкоснулись, а затем поцеловала ее в губы.
– Не делай этого, пожалуйста.
– Ты нужна мне, Бетти. Я люблю тебя, как никого никогда не любила. И ты ничего здесь не можешь изменить…
4
Вот уже полчаса я сидел за рулем своего «Астон Мартина» на Малхолланд-драйв в пятидесяти метрах от дома Лоры Гамильтон. Мои глаза не отрывались от помпезного фасада из красного кирпича на другой стороне улицы. Я был в ступоре, в то же время зная, что, если вот так прятаться в машине, здесь чересчур усердный сосед запросто может вызвать полицию.
Весь остаток ночи я прокрутился с боку на бок; в голове у меня царила полнейшая неразбериха, я совершенно не представлял себе, что теперь делать. К шести утра, когда Эбби еще спала, я вышел из комнаты и покинул город, направившись вдоль побережья по дороге, ведущей в Окснард. На столе в гостиной я оставил лишь короткое послание: «Извини, я должен уехать. Надо сделать кое-что важное. Вернусь так быстро, как только смогу». Проехав Малибу, я припарковался в окрестностях Пойнт-Дум, а затем по мостику прошел к маленькому ручью. Только что начало вставать солнце. В это время здесь никого не было, кроме мужчины, прогуливающего старого лабрадора, напомнившего мне собаку Харриса. Поравнявшись, мы обменялись приветственными жестами. Океан и прибрежные скалы были восхитительны. Измотанный бессонной ночью, я прошел берегом; в голове не было ни единой мысли.
* * *
Когда у меня на часах наконец было 9 утра, я решил выйти из машины. Я пересек улицу, вспоминая тот единственный раз, когда был здесь. Первое впечатление о ком-то может быть ошибочным, но именно оно остается намертво врезавшимся в память: я видел в Лоре Гамильтон только безобидную женщину, копающуюся в своем саду. Я не держался настороже. Хэтэуэй был прав: я всего лишь любитель.
Секунды, отделяющие мгновение, когда я позвонил, от того, когда открылась дверь, показались мне самыми долгими за всю мою жизнь. Я задержал дыхание.
На Лоре была домашняя одежда в зеленый цветочек. При виде меня на ее лице не отразилось особенного беспокойства. Я же не испытывал никаких определенных эмоций.
– Я была уверена, что ты снова приедешь ко мне. Я купила вчерашние газеты. Боже мой, все эти статьи…
– Я могу войти?
Она отступила. В доме витал запах свежесрезанных цветов, к которому примешивались ароматы корицы.
– Это ты оповестил прессу?
– Нет. Эта история полностью вышла у меня из-под контроля…
– Мне очень жаль. Должно быть, тяжело испытывать такое давление.
– Я знаю все, Лора.
– Что ты хочешь сказать?
– Я знаю о своей матери… и о вас.
Она резко опустила глаза. Довольно долгое время мы молча стояли друг напротив друга.
– Идем на кухню, там нам будет удобнее разговаривать.
Я сел на то же самое место, что и в прошлый раз. Лора села рядом, теребя рукава и по-прежнему избегая встречаться со мной взглядом.