Быть арестованными довелось многим известным личностям.
Мартин Лютер Кинг попадал за решетку несколько раз. А прославленные грабители
Бойски и Милкен, чьих имен я не помню? А звезды киноэкрана, баскетбола, которых
хватали за хранение наркотиков или за автогонки в нетрезвом виде? Я слышал об
отбывающем пожизненное заключение судье из Мемфиса, помнил клиента, угодившего
в камеру за неуплату налогов. И Мордехай небось побывал в наручниках. Всех их
отправляли в участок. И все они пережили это.
Арест принес определенное облегчение. Больше не надо бежать,
прятаться, озираться. Мучительное ожидание беды кончилось. И не глубокой ночью,
остаток которой наверняка пришлось бы провести в камере. Есть время для
маневра.
В случае удачи я выйду под залог до того, как на меня
обрушатся выходные, непредсказуемые по последствиям.
Однако вслед за облегчением я испытал ужас, животный,
первобытный. В тюрьме всякое может случиться. Куда-нибудь запропастятся
необходимые для освобождения под залог документы. Начальство найдет десяток
поводов, чтобы перенести уплату залога на субботу или воскресенье, а то и на
понедельник. Меня сунут в камеру к отвратительным, если не откровенно опасным
субъектам.
Об аресте поползут слухи. Сочувственно вздыхая, мои бывшие
друзья будут задавать друг другу вопрос: что еще этот сумасшедший отчебучит,
дабы окончательно пустить свою жизнь под откос? Известие, что сын за решеткой,
страшно ударит по отцу и матери. Только Клер останется невозмутимой, особенно
теперь, найдя мне достойную замену.
Я прикрыл глаза и попытался устроиться поудобнее. Но с
руками за спиной сделать это оказалось невозможным.
* * *
События в полицейском участке напоминали сюрреалистический
сон. Гэско таскал меня из кабинета в кабинет, как собаку на поводке. “Не
поднимай глаз от пола, – твердил я себе. – Не смотри на их морды”.
Вытащить все из карманов, сдать под опись, расписаться на
бланке. По грязному коридору марш в комнатку фотографа, снять обувь и встать к
мерной ленте, можете не улыбаться, если не хотите, смотреть прямо в камеру.
Так, теперь в профиль. Комната дактилоскопии. Там, как в туалете, занято, и
Гэско, приковав меня наручниками к стулу, отправляется на поиски кофе. По
коридору шмыгают люди, проходя те же стадии оформления, что и я. Вокруг полно
копов.
Чье-то белое лицо, молодое и пьяное, с глубокой царапиной на
левой щеке. Дорогой темно-синий костюм. Как можно надраться до такой степени в
пятницу, до пяти вечера? Костюм сыплет угрозами, голос резкий, лающий, на
угрозы Никто не реагирует. Вот костюм сгинул.
Я был близок к панике. На улице стемнело. Рабочая неделя
завершилась, значит, очень скоро в камеры начнут поступать новые жильцы.
Вернувшийся наконец Гэско провел меня к дактилоскописту и, стоя рядом, с
удовлетворением наблюдал за процедурой снятия отпечатков.
Телефонные звонки уже бесполезны. Адвокат мой где-то
неподалеку, но Гэско его не видел. По пути в подвал я заметил, что двери
становятся толще и толще. Мы явно двигались не в том направлении – выход на
улицу остался за спиной.
– Могу я внести залог? – При виде стальных решеток и
охранников нервы мои не выдержали.
– Думаю, ваш адвокат именно этим и занят, – ответил Гэско.
Сержант Кэффи приказал мне упереться руками в стену и
раздвинуть ноги, быстро и тщательно ощупал каждый сантиметр моего тела, будто
рассчитывал найти провалившуюся за кожу монету. Ничего не обнаружив, он кивнул
в сторону, и я прошел через металлодетектор мимо распахнутой стальной двери в
узкий коридор с решетками от пола до потолка вместо стен. Дверь захлопнулась.
Надежда на быстрое освобождение не сбылась.
Сквозь решетки к нам тянулись руки. Я вновь опустил глаза.
На ходу Кэффи заглядывал в каждую камеру – мне показалось, он по головам
пересчитывает заключенных. У третьей клетки справа мы остановились.
Негры в камере были гораздо моложе меня. Поначалу я заметил
четверых, потом обнаружил пятого – он лежал на верхней койке; четверка
помещалась внизу. Камера представляла собой небольшой квадрат пола, обнесенный
с трех сторон решетками, так что можно было видеть не только точно такую же
клетку напротив, но и соседнюю. Кирпичная задняя стена была выкрашена в черный
цвет, в углу располагались раковина и унитаз.
Лязгнул замок. Человек с верхней койки свесил ноги и почти
коснулся сидящих внизу. Стоя у двери под изучающими взглядами пяти пар глаз, я
старался не выдать страха.
* * *
Главное – отыскать свободное местечко на полу: до жути не
хочется задеть кого-нибудь из сокамерников.
Слава Богу, заботливые власти установили металлодетектор. У
старожилов ни ножей, ни пистолетов – у меня ни часов, ни бумажника, ни сотового
телефона. Причины и средства для смертоубийства отсутствуют.
У передней решетки, решил я, пожалуй, безопаснее, чем у
стены, и, не обращая внимания на взгляды, уселся на полу спиной к двери. Чей-то
голос истошно призывал охранника.
В клетке наискосок от меня вспыхнула драка: двое негров
могучего телосложения молотили по голове парня в дорогом темно-синем костюме.
Зрители восторженно вопили.
Не самый подходящий момент вспомнить: я белый.
Послышался пронзительный свист, дверь распахнулась, и в
коридоре возник Кэффи с резиновой дубинкой в руке.
Побоище мгновенно прекратилось, пьяный без движения лежал на
животе. Кэффи осведомился, в чем дело. Никто ничего не слышал и не видел.
– Чтоб больше ни звука! – Кэффи удалился.
Тянулись минуты. Пьяный застонал; кого-то стошнило.
Один из негров слез с нижней койки, босые ступни
остановились в нескольких сантиметрах от меня. Я поднял на негра глаза и сразу
отвел в сторону. Негр смотрел в упор. “Конец!” – подумал я.
– Хороший пиджак, – обронил босоногий.
– Спасибо, – пробормотал я в надежде, что благодарность не
покажется ему радостью.
На мне был старый блейзер – я носил его каждый день с
джинсами. Жертвовать здоровьем ради одежки я не собирался.
– Хороший пиджак. – Босоногий придвинулся ближе.
Негр с верхней койки спрыгнул на пол.
– Спасибо, – повторил я.
Лет восемнадцати-девятнадцати, высокий и мускулистый, ни
грамма жира. Похоже, член банды, всю жизнь провел на лице. Не терпится
произвести впечатление на сокамерников. Нашел легкую добычу.
