Молодая женщина задержала квартплату за пять месяцев. Хозяином квартиры был семидесятипятилетний пенсионер, он сдавал две квартиры, эту и еще маленькую студию за пределами Вильпаризи. Проблема состояла в том, что оба его квартиросъемщика месяцами неисправно платили за жилье, но в их договорах не было статьи, позволяющей расторжение в подобном случае. Хуже всего было то, что эта мадам Бельсан снимала у него первый этаж в его собственном доме, так что должница была у него перед носом в течение всего дня, он жил над ней, и они каждый день виделись. К тому же была зима, и он не осмеливался начать процедуру перед судьей по срочным вопросам, не говоря о деньгах, в которые это обойдется, и даже если бы судье пришлось вынести решение о выселении после зимней отсрочки, он по опыту знал, что на этом дело не кончится, это займет как минимум год или больше, а поскольку у нее было двое детей, он был уверен, что судья в любом случае откажется предписать выселение, и тогда останется только подать иск против государства, чтобы с него потребовать сумму долга, и это никогда не кончится. Вот почему домовладелец обратился в агентство Кубресака, убежденный, что гораздо эффективнее будет прибегнуть к взысканию долгов, по крайней мере его квартиросъемщица испугается, может даже съедет, а иначе ему останется последнее средство – процедура под названием «Процесс-24», совершенно нелегальная операция, однако ее применение распространяется при полном пренебрежении к закону, а слухи о ней передаются из уст в уста, так что некоторые владельцы жилья уже без колебаний обращаются к этому методу.
Согласно информации, которую собрал Людовик, с тех пор как сожитель этой дамы испарился, бросив ее с двумя детьми, это стало невыносимым. Людовик наблюдал за хозяином, не таким уж старым, но уже на пределе. Он отступил к входной двери и делал усилия, чтобы держаться прямо, но дрожал от возмущения, ему не хватало дыхания даже на ругательства, так он трясся от стресса перед этой молодой женщиной, в тысячу раз более живой, чем он.
– Мсье Коста, я вам уже говорил, что не нуждаюсь в вас, мадам Бельсан достаточно взрослая, так что позвольте нам уладить это дело с ней наедине.
– Но эта дура живет у меня внизу, я этот дом сам построил, как и все дома вокруг, и в Ганьи тоже, это все мы построили.
– Что ты хочешь этим сказать, старый козел?
– Я здесь у себя дома!
– Нет, мсье Коста, здесь вы у нее дома.
– Нет, я у себя, а эта мерзавка – у меня!
– Сами вы мерзавцы, твоя жена нарочно включает стиральную машину по ночам, чтобы мои дети проснулись, и ставит отжим на полную мощность, каждую ночь, это вы мерзавцы.
Тут Коста выскочил на середину комнаты, Людовик встал прямо перед ним, как заслон.
– А вы сами-то, со всеми этими мужиками, которые таскаются сюда вечерами, и еще хотите, чтобы я поверил, будто мы вам мешаем спать, устроили тут настоящий бордель!
– Что ты сказал, старый козел, что ты только что сказал?..
Людовик занял между ними более откровенную позицию, попросив хозяина отойти, он брал все на себя, чтобы не повышать голос и ни в коем случае не показать, что эти двое выводят его из равновесия. Он видел, что они оба заводились с четверти оборота, так что в повседневной жизни стычки становились неизбежны, только все, чего он хотел, это уйти отсюда поскорее, главное, не опоздать на свое свидание с Авророй на другом конце Парижа. В это время ему понадобится больше часа, чтобы добраться до Булонского леса. Но эти двое флиртовали с драмой, продолжая осыпать друг друга своей пережаренной ненавистью. От глубокого отвращения, которое они питали друг к другу, тут было не продохнуть, и тогда, чтобы успокоить их, Людовик разыграл властность и резко оттеснил старикана к двери, прекрасно сознавая, что женщина не успокоится, пока домовладелец не унесет ноги из ее квартиры.
– Мсье Коста, прошу вас выйти, я пришел к мадам Бельсан и должен переговорить с ней, а вам тут нечего делать.
Тогда домовладелец, слишком взбудораженный всеми этими оскорблениями, отступил к самой двери, но порога не переступал, и чем больше женщина требовала у него убраться, тем больше он упорствовал, чтобы остаться.
Людовик из предосторожности пришел после полудня, зная, что дети будут еще в школе, как раз ради того, чтобы избавить их от подобного представления. Другие переговорщики в отличие от него не проявили бы такой деликатности, наоборот, сыграли бы на этом, заявившись в конце дня, чтобы все было натянуто и подозрительно. Обследуя это место две недели назад, он быстро понял, что случай будет опасным, схема конфликта таила в себе ловушки: должница и домовладелец жили друг над другом в одном и том же доме, что было не идеально.
В конце концов, он убедил мсье Коста выйти, пройдя через крыльцо, в любом случае у старикана подкашивались ноги, он был сожжен собственным гневом. Как только дверь за ним закрылась, в квартиру снова вернулось спокойствие. Чтобы устроить молодой женщине проверку, Людовик указал ей на упаковку вина, стоявшую возле раковины, и спросил ее: «А не налить ли нам по стаканчику, чтобы разрядить атмосферу?»
По готовности, с которой она налила два больших стакана до самых краев, и по жадности, с которой опрокинула свой, Людовик сразу же понял, чего ему следует придерживаться. Видя фотографии детей, приклеенные повсюду на стенах кухни, он подумал, что проще всего атаковать, задействовав механизм устрашения, достать бумаги на бланке судебного исполнителя, инсценировать описание имущества, с целью посмотреть, что она могла бы продать для погашения задолженности, и пускай в воздухе витает угроза передачи детей под опеку…
– Он сказал, что я не плачу, но это неправда, частично платит КСП – Касса Семейных Пособий, они ему высылают чеки, так чего же он жалуется, этот старый хрыч, у него есть дом, сад, а у меня нет даже права выйти туда, а когда дети в мяч играют, он на них орет…
– Вы состоите в браке с отцом ваших детей?
– Нет.
– А знаете, где он живет?
– И знать этого не хочу.
– Знаете, по закону он обязан вместе с вами нести расходы по оплате жилья, даже если сам живет в другом месте, даже если он смылся, то все равно обязан помогать вам с оплатой.
– Мы не женаты, он мне ничего не должен, и я видеть не хочу этого гада.
– Но он признал детей?
– Все эти истории вас не касаются…
Тут она успокоилась, умолкла, и теперь, когда она вот так сидела, а хозяин ушел, ее, похоже, оставил всякий гнев.
Время бежало. Людовик черпал в глубине себя силы, чтобы сохранять спокойствие, потом завел долгую речь, уснащенную пугающими формулами, которые всякий раз попадают в цель, но эта девица казалась настолько потерянной и несчастной, что на самом деле ему было чертовски трудно ужесточить тон и действовать как неуступчивый переговорщик. Тогда он попытался сосредоточиться на своем собственном интересе. На таком деле, как это, можно было наварить четыре тысячи евро, две тысячи для него, две тысячи для конторы. Домовладелец уже дошел до ручки, и Людовик очень хорошо знал, что ему не придется долго его уговаривать, склоняя к «Процессу-24», и наверняка старикан будет готов выложить четыре тысячи евро, чтобы выйти из игры. К «Процессу-24» Людовик прибегал всего раз, для начала следовало узнать все привычки жильцов, потом определить день «Д», и в назначенное время очень быстро сменить все замки в квартире, пока там никого нет, далее обеспечить вынос имущества жильцов с последующим обеспечением охраны освобожденного места с помощью дрессировщика служебной собаки по меньшей мере на 24 часа. Операции подобного рода так сильно травмируют психику, что тем, кто им подвергся, никогда даже в голову не приходило подать жалобу на нарушение неприкосновенности жилища. Оказавшись выброшенными на улицу, они сосредотачивались на одной-единственной сиюминутной цели: найти себе на сегодняшний вечер место для ночлега, а также собрать свои сваленные в кучу вещи и срочно принять меры по их охране.
