– Типа искусственного, что ли?
– Вроде того. Но что есть искусственное, Савелий Васильевич? Геометрически правильный кубик каменной соли перед нами, который миллионы лет назад рожден где-то в неглубоких недрах Земли – это искусственное образование, или естественное?
– Естественное.
– А если я, с помощью скарпели, наждака, или простым упорным облизыванием придам кристаллу форму правильного куба – это что?
– Это искусственное.
– Вот как? Но разве я сам, Петр Петрович Петров – не есть порождение Природы с большой буквы? И разве оба кубика эта самая Природа ваяла непосредственно, волею одной? Нет, в обоих случаях она применяла свои природные инструменты – где-то лава, неорганическая химия, давление и температура, а где-то высунутый язык старательного сумасброда Петрова Петра Петровича! Так, почему тогда в одном случае правильный соляной куб – это естественное образование, а в другом искусственное? А?
Хм! И действительно… Я как-то растерялся от этого риторического вопроса, да еще, на беду своему интеллекту, представил себе как этот чувак, внешне похожий чем-то на московского градоначальника Сергея Собянина и столь же солидный, старательно лижет каменную соль, в попытке придать ей правильную форму!..
– Я затрудняюсь ответить, честно скажу. Хотя – да, вижу определенную логику в ваших словах, и здравый смысл ощущаю.
– И то хлеб. Тогда продолжим. На чем мы… А!.. искусственный разум. Кибернетики стремились вдохнуть разум в цифровую технику, а некоторые энтомологи посчитали, что следует попытаться обнаружить уже существующий разум в природных устойчивых скоплениях так называемых общественных насекомых. А вдруг, – это энтомологи так подумали, не я, – что термитники, муравейники, пчелиные и осиные рои – как некое новое целое, состоящее из автономных единичек – обладают зачатками собственного насекомьего сверхразума?
Решили и решили, взялись искать. Результаты – примерно такие же, как у наших кибернетиков по конструированию искусственного интеллекта: блистательные, интересные и неожиданные, но еще очень, и очень, и очень далекие от желаемого искомого!.. Я не слишком ли… Я стараюсь говорить как можно проще, уважаемый Савелий… Кирпичев, постоянно ваше отчество забываю…
– Васильевич.
– А, да, Савелий Васильевич, верно, просто меня все время на Викторович кренит. Стараюсь говорить проще и надеюсь, что вы пока все понимаете?..
Иван Иванович деликатно кашлянул как бы в ответ на слова своего старшего коллеги, и тот спохватился:
– А, да, прошу прощения. Ну, конечно понимаете, но, все равно, я по древней своей воинской привычке и дальше буду стремиться к благородной простоте смысла в нашем с вами общении…
– По военно-морской, вероятно, привычке? – я не утерпел и решил блеснуть интеллектом, просто, без особой цели, чтобы… ну, так… из хвастовства. Не люблю чужую спесь, предпочитаю свою.
– Да! А, кстати, а как вы определили? Утолите мою любознательность: вроде бы я без зюйдвестки сегодня и без морских татуировок, да и по-боцмански не ругаюсь? Это Иван Иванович, что ли, вам про меня рассказал?
Оу! – мне было весьма радостно узреть неприкрытый испуг на лице лощеного и уверенного в себе Ивана Ивановича!.. Врасплох чувака застали! Я немедленно поддался наполовину интуитивному, мгновенно проскочившему в извилинах расчету и подтвердил:
– Почти да. Иван Иванович явно привык к вашему руководству, значит, давно с вами и при вас. Вы, все присутствующие, говорите, действуете, двигаетесь… по печени и в дыхалку бьете – четко, без этакой гражданской расхлябанности, свойственной нам, штафиркам, и при этом Иван Иванович туалет гальюном называет… Доктору Ватсону доводилось раскалывать ребусы и посложнее, я уж молчу о мистере Холмсе…
– А-а-а! Ларчик-то просто открывался! Все равно: Иван Иванович, извольте еще раз перешерстить компьютерное наследие господина Кирпичева – отдадим должное остроте и гибкости его ума – и перепроверить пусть даже гипотетическую возможность его проникновения в наши ресурсы. А о гальюнах поговорим приватно чуть позже.
– Да, Петр Петрович.
Черт побери, как, все-таки, приятно бывает сделать ответную гадость дальнему своему! За информационный косячок, так удачно мною подмеченный, Иван Иванович будет иметь бледный вид перед начальством, это уже очевидно! А не дерись и не воруй!.. Ух, я нынче злорадный!
Петр Петрович опять завел свои пояснения и, между прочим, слушать мне их интересно! По-настоящему, без притворства интересно, пусть я даже и не догадываюсь, куда он клонит со своими лекциями.
Если прямая имитация человеческого разума с помощью компьютерных технологий была еще очень и очень далека от совершенства, почти столь же далека, что во времена Голема и Франкенштейна, то моделирование более простых алгоритмов, к примеру, фиксации пофакторного сходства и различия между отдельным организмом дерева березы и общественным организмом муравейником у подножия данной березы, шли на ура.
Вдруг выяснилось, словно бы само собой, без чьего-то конкретного приоритета, что коммуникационные инструменты современного города, мегаполиса, типа Москвы, Петербурга – весьма похожи, с точки зрения энтомолога, на коммуникационные инструменты муравейника, термитника, осиного или пчелиного роя, а с точки зрения кибернетика – на нейронную сеть автономного довольно сложного организма, ранга медузы или морской звезды! Электрические сети, сантехнические сети, газопроводы, автомобильные, трамвайные, троллейбусные магистрали и метро, системы светофоров, пожарная сигнализация, радио и телевидение, слухи, моды… А общепринятый язык, на котором разговаривают человеческие особи, а закодированная в символах лавина регламентов, правовой, конституционной и иной правилообразующей информации???
И сам комплекс этих правил, трубопроводов и сетей, с каждым годом нарастающий, как масштабами, так и вновь открываемыми каналами-нервами – и этим принципиально отличающийся от «ниточек», «корпускул» и «нейронов», присущих организму по имени муравейник!
Но муравейник сто тысяч лет назад, сто миллионов лет назад был таким же, как и нынешний, не хуже и не лучше!
Но искусственный интеллект, формируемый в недрах современных ЭВМ – принципиально почти не отличается, или отличается незначительно от того, который строили на своих многотонных гробах кибернетики шестидесятых: как был тест Тьюринга основным критерием, так и остался!
И совсем иное дело – Муравейник по имени человечество, стремительно развивающийся, бурно «оцифровывающий» себя как старыми, так и новыми системами обратной связи!
– Петр Петрович! Можно вопрос по ходу дела?
– Да, задавайте, я как раз чаю глотну, горло освежу. Но старайтесь покороче, Савелий Васильевич, и, по возможности, не отвлекаясь в посторонние дебри.
– Конечно. Один муравейник?
– Что, что?
– Человечество стало проявлять себя как один-единственный муравейник, или как система автономных муравейников, развивающихся по сходным лекалам?
