Обнимаю вас и люблю! И очень скучаю!
Ваш муж и отец, Петр Лагутин».
Жизнь. Была жизнь. Была семья. Любовь. Уважение. И ничего нет. И никого уже нет – ни мамы, ни отца.
Странно, ему казалось, что отца тоже давно нет. Да так, собственно, и было – отца давно не было в его жизни. Он сам так решил. А может быть, он был неправ? Может быть, зря он его вычеркнул, от него отказался? Теперь кажется, что да… Но – ничего не попишешь и не исправишь.
Он не должен был, не должен. Он сам обрек себя на сиротство – по доброй воле. А отец был, до вчерашнего дня был! Только сейчас Лагутин остался один.
А мама, впервые задумался он, разве она бы приняла его позицию? Да наверняка нет! Его мудрая мама отца бы поняла – негоже нестарому и полному сил мужику оставаться вдовцом. Он представил: что, если бы мама была жива и подобное случилось бы с их знакомыми? Конечно бы мама не осудила бы, нет! Она вообще никого и никогда не осуждала. Говорила с сожалением: «Ну, это жизнь! Все в ней бывает».
Невыносимые мысли, невыносимые. Он виноват, он, Лагутин! Господи, ведь взрослый мужик – сам нахлебался по полной. У самого не сложилось. Ладно тогда, в юности, а позже, став взрослым, почему он так и не понял отца, почему не простил?
Поздно. Все закончилось, ничего не исправить и никого не вернуть.
Какой же он остолоп! Правильно говорила мама: «Твое упрямство, Леша, до добра не доведет».
Вот и не довело…
Нины дома не было, ушла по делам. Ей надо искать работу, надо на что-то жить. Выживать. Рассчитывать не на кого – она тоже одна. Но он мужик, а она женщина.
На кухонном столе, накрытые салфеткой, лежали пирожки – те самые, которые она напекла ему в дорогу. Он усмехнулся и надкусил один – вкусно, да еще как! Да нет, найдет она работу, конечно, найдет! Милая женщина и такая умелица.
Лагутин посмотрел на часы – надо бы поторопиться. Пока доберешься до аэропорта! Он заказал такси, быстро оделся и вышел во двор. На улице подморозило, но было приятно – никакой слякоти, хотя и опасно – скользко.
Зима. Вовсю сверкали гирлянды – украшены были витрины магазинов, подъезды домов, арки и фонари.
В здании аэропорта он увидел цветочный киоск. Купить цветы? Кому? Даше? Глупости какие. Хотя встречают же близких с цветами, тем более женщин. Да, два букета – ей и Насте, маленькой женщине. Он выбрал букеты и пошел в зал ожиданий.
Минут через десять объявили, что самолет из Барселоны приземлился.
Лагутин взмок от волнения.
Он вглядывался в толпу и искал глазами дочь и бывшую жену.
Руки вспотели и дрожали. Во рту пересохло.
Наконец он услышал знакомый голос:
– Лагутин, я тут!
Он увидел стройную фигуру в черном длинном пальто. Даша. Она махала рукой и улыбалась.
Рядом с ней никого не было.
Через минуту она подошла к нему и дежурно чмокнула его в щеку.
– Ну, привет? – спросила она, внимательно и с интересом разглядывая его. – Эй, Лагутин, очнись! – Она рассмеялась.
– Где Настя? – хрипло спросил он. – Почему ты одна?
Даша скривилась:
– Да ну ее к черту! С ней уже и не сладить! Возраст такой – говеный! Упрямая, как… Как ты, Лагутин! – И она вновь засмеялась.
– В смысле? – хмуро спросил он. – С ней все в порядке?
– Да все с ней отлично! – раздраженно ответила Даша. – Просто не захотела поехать, и все! Ослица упрямая, а не девка – так с ней тяжело! Если б ты знал! Да откуда тебе…
Лагутин пребывал в полной растерянности. Он не знал, что ответить. Молчал.
– Ну, – нетерпеливо и капризно спросила Даша, – долго будем стоять? Может, пойдем?
В ее голосе послышалось раздражение.
– Ты обманула меня? – наконец произнес он. – Настя и не собиралась в Москву? Ты наврала? Хотя чему удивляться? – усмехнулся он и с интересом посмотрел на Дашу, словно видел впервые.
И надо сказать, она была хороша – очень хороша была его бывшая жена. Хороша и молода, словно девочка. «А ведь ей уже сорок два, – подумал Лагутин. – Но время над ней не властно. Кажется, с возрастом она стала еще красивее. Да. Только какое мне до этого дело?»
– Да брось! – воскликнула Даша. – При чем тут я? Зачем мне врать, Лагутин? Я ее уговаривала, умоляла. Но она ни в какую – не поеду, и все. Знаешь, мы так поругались.
– Ладно, – хмуро проговорил Лагутин. – Пошли.
И они двинулись к выходу. Поймали машину – их было море, бери – не хочу.
Лагутин сел впереди – сидеть сзади, рядом с ней, ему не хотелось. Он ей не верил.
– Домой? – спросил он.
Она молчала.
– Ты едешь домой? – повторил он. – На Калужскую, к матери?
Она грустно вздохнула:
– А куда же еще? Только где мой дом… Сама не знаю.
Он удивился, но ничего не спросил. Разговаривать ему не хотелось.
Молчание нарушила она:
– Лагутин, а я развелась! Слышишь?
Не поворачивая головы, он кивнул:
– Да. А что так? Кажется, у тебя было все хорошо.
– Было, но прошло.
– Бывает, – согласился Лагутин, – я помню.
Даша не ответила. Так и доехали молча. Он вышел из машины и достал ее чемодан. Коротко бросил водителю:
– Подождите!
Вошли в подъезд, молча поднялись на лифте. Лагутин поставил Дашин чемодан у знакомой двери.
– Не зайдешь? – тихо спросила она. – Мне… страшновато… одной и так паршиво.
– Нет, не зайду, – твердо сказал он. – Удачи тебе! – И нажал кнопку лифта.
«Почему так колотится сердце? – подумал он. – Ведь все давно прошло – столько лет! Мы совершенно чужие люди. Я все про нее знаю. Все. И от этого мне должно быть легко и просто. Я знаю, какая она, и она не изменилась. Люди ведь не меняются».
Он плюхнулся на заднее сиденье, чтобы не общаться с шофером, уткнулся в воротник куртки и стал смотреть в окно.
Новый год. Надо лететь домой. Какой он дурак, что взял билет на следующую неделю. Снова надо менять. Бежать, бежать из Москвы. Только так он спасется.
Завтра он улетит и Новый год будет встречать дома. Новый год все встречают дома, так положено. И у него есть дом, какой-никакой, а дом. Но как же паршиво на сердце! Как гнусно. Настя. Но почему она не приехала с матерью?
Хотя ответ ясен – кто он ей? Отец? Нет. Чужой человек. Вот как сложилось. Плохо сложилось. Точнее – не сложилось. Не получилось. Ничего, ничего не получилось в его жизни. Сам виноват – упрямый дурак. Гордыня заела. Мама была права, как всегда.
