– Ты отлично выглядишь. То есть ты всегда отлично выглядела. Но учитывая…
И в этот момент кто-то кричит:
– Копы!
Одновременно вся толпа с криками бросается бежать, смеясь и скатываясь по холму, чтобы затем скрыться среди деревьев, в то время как по траве мечутся круги света. В ночи воет сирена, надрываясь, словно цикады.
– Копы! Копы! Копы!
Кто-то врезается в меня и сбивает с ног. Хохочущая Хейли Брукс исчезает в лесу, а ее светлые волосы развеваются за спиной, словно знамя. Падая, я пытаюсь защитить запястье и всем весом приземляюсь на локоть. Один из копов, словно в полицейском сериале, скручивает согнувшемуся в три погибели Майку Дэйси руки за спиной. Все орут, и копы кричат. Повсюду люди. Их силуэты ярко выделяются на фоне огня и света фонариков.
Внезапно прямо перед моими глазами появляется, ослепляя, большая луна.
– Ну вот, – говорит женщина-коп, – еще одна.
Я пытаюсь вывернуться, но она хватает меня за кофту сзади, роняя свой фонарик.
– Поймала.
Но она тяжело дышит, и я понимаю, что смогу убежать от нее, несмотря на все прошлые травмы ног.
– Прости, – говорю я наполовину ей, наполовину Ник, которая так любит это худи. Я рывком расстегиваю «молнию», одну за другой высвобождаю руки и, пользуясь тем, что коп с удивленным возгласом отшатывается назад, бегу, прихрамывая, с голыми руками в спасительную влажную темноту леса.
Запись в дневнике Дары, 11 февраля
Сегодня на Дебильном Естествознании (ой, подождите, на Современном Естествознании, нам же теперь нельзя использовать слово «дебильный») мисс Барнес все бубнила и бубнила про силы, которые заставляют нашу планету вращаться вокруг Солнца, а спутники – вокруг Сатурна, не давая им столкнуться и взорваться. И про все эти орбиты, проложенные, словно железнодорожные пути, в самом центе великой и огромной пустоты. Она сказала, это величайшее чудо, что каждый крохотный кусочек материи должен вращаться по своему маленькому кругу, ограниченному пределами его орбиты.
Не думаю, что это чудо. Мне кажется, это печально.
Это как в моей семье. Каждый из нас заперт в своем собственном кругу и все время вращается мимо остальных. Так что хочется кричать. Так что я мечтаю о столкновении.
На прошлой неделе Лизни сказал, что, по его мнению, наша семья не умеет справляться с конфликтами. Он сказал это с таким серьезным выражением на лице, как будто пытался выдавить из себя какую-то мудрую истину. Неужели ему нужно было получить диплом психолога, чтобы говорить такую очевидную фигню?
Меня зовут доктор Личми…
Например: сегодня я застала в своей комнате Ник. Она сделала вид, что ищет голубой кашемировый свитер, тот, который раньше был мамин. Так я и поверила. Она же прекрасно знает, что я скорее рабицей обернусь, чем надену пастель. И знает, что я знаю, что она это знает и просто ищет себе оправдание. Поклясться могу, что это мама прислала ее шпионить за мной и копаться в моих вещах, чтобы разузнать, не вляпалась ли я в историю.
На случай, если это повторится: ПРИВЕТ, НИК! ВАЛИ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ И ПРЕКРАТИ ЧИТАТЬ МОЙ ДНЕВНИК!
И чтобы сэкономить твое время: травка припрятана в горшке с цветком, а сигареты – в ящике с нижним бельем. Ой, кстати, друг Арианы работает в «Батон-Руж», и он говорит, что знает кое-кого, кто достанет нам фен
[8] в эти выходные.
Только не рассказывай маме и папе, а то я расскажу им, что их маленький ангелочек вовсе не такой уж и святой. Я слышала, что вы с Ароном делали в бойлерной на балу в честь Дня Отцов-основателей. Бесстыжая девчонка. Вот для чего ты носишь в сумочке презервативы?
Все нормально, Н. Большие мальчики и девочки могут играть в эту игру.
С любовью,
твоя маленькая сестренка.
Ник, 21 июля
Сегодня только второй день моей работы в ФэнЛэнде, а я уже опаздываю. Я на кухне глотаю мамин кофе (который по вкусу подозрительно напоминает средство для очистки труб), когда раздается стук в дверь.
– Я открою! – кричу я, отчасти потому, что уже на пути к выходу, и отчасти из-за того, что мама все еще в ванной: каждое утро – крема, лосьоны и тонны макияжа помогают ей замаскировать морщины и скрыть круги под глазами.
Хватаю сумку с подоконника и бегу через прихожую, отметив про себя, что незнакомые резиновые сапоги все еще валяются там же, где я обнаружила их пять дней назад, посередине комнаты. Чувствую легкое раздражение. Мама всегда пилила нас за то, что мы не убираем за собой, а ее это, выходит, не касается? Я поднимаю их и бросаю в шкаф. От толстой подошвы отлетают увесистые куски грязи.
Я совсем не готова ко встрече с тем, кто стоит за дверью. Это женщина-полицейский. На секунду мою грудную клетку сдавливает, а время замедляется или даже поворачивает вспять, и я думаю: «Дара. Что-то случилось с Дарой».
Но затем я вспоминаю, что прошлым вечером Дара вернулась домой. Я слышала ее топот наверху, когда она изображала странный скандинавский танец, как будто нарочно пытаясь досадить мне.
Женщина держит в руках мою любимую толстовку.
– Ты Николь Уоррен? – Она произносит мое имя, написанное на старом ярлычке из лагеря, пришитом к воротнику, словно какое-то грязное слово.
– Ник, – автоматически поправляю я.
– Что тут происходит?
Мама, так и не успев завершить макияж, спускается по ступеням. Из-за тонального крема она кажется бледной, а брови и ресницы, и без того не слишком темные, вообще почти исчезли. Все ее лицо похоже на тусклую маску. Поверх брюк на ней банный халат.
– Не знаю, – отвечаю я.
Одновременно со мной женщина-коп произносит:
– Прошлой ночью на заброшенной стройке у реки Саскавачи была вечеринка. – Она поднимает толстовку чуть выше. – Там мы и сняли вот это с вашей дочери.
– Ник, – мама уже внизу и направляется к нам, туже затягивая пояс халата, – это правда?
– Нет. В смысле, я не знаю. В смысле…
Я делаю глубокий вдох.
– Меня там не было.
Полицейский переводит глаза с меня на толстовку и обратно:
– Это твое?
– Это очевидно, – отвечаю я, начиная выходить из себя. Дара. Как всегда, эта чертова Дара. Несмотря на аварию, несмотря на все случившееся, она просто не может не влипать в истории. Это словно подпитывает ее изнутри, как будто она черпает энергию из хаоса. – На ней же мое имя. Но меня там не было. Я была дома прошлым вечером.
– Сомневаюсь, что толстовка пришла в «Пивнушку» сама, – говорит коп, самодовольно усмехаясь, словно удачно пошутила.
