Город погрузился в тишину, нигде нет света – если не считать уличных фонарей, отбрасывающих на асфальт привычные желтые круги. Уже поздно, однако Сайлас не спит. И ничего не боится. Он подходит к Лидиной двери, стучит. Скоро она оказывается прямо перед ним – стоит за дверью и смотрит на него через стеклянное окошко, в сером халате и с рассыпавшимися по плечам волосами, которые блестят в электрическом свете из кухни. «Я тебе не открою», – говорит она, но Сайласу все равно. «Я вызову полицию», – предупреждает она, но Сайласу все равно. Он будет ждать, сколько нужно. Пока она ему не откроет. И тогда уж он расскажет все как на духу.
Лидия
«Расскажите правду – и вы обретете свободу». Глядя, как стюард учит пассажиров застегивать ремни и пользоваться кислородной маской, Лидия думает о превратностях судьбы: она очутилась в самолете первый раз в жизни, по милости мошенника и подростка, которому мешали жить собственные тайны. «Правда тебя освободит, дорогая моя Лидия, – пел ей на ухо Уинтон, когда они разговаривали в последний раз. – Только правда и дарит свободу». Тем вечером он всего лишь пытался развязать ей язык, а в итоге, сам того не желая, открыл бездну. Всю свою сознательную жизнь Лидия прятала или искажала правду, в результате чего страдала сама и причиняла страдания другим. Своим поступком Сайлас, этот бедный мальчик, показал ей, что так жить нельзя. Сайлас, которого поначалу она хотела задушить за глупость и трусость, за возмутительный эгоизм. Но если другим его действия могли показаться бессмысленными и жестокими, то Лидия сумела понять. Она знала, каково это – совершать глупости от животного страха, от безрассудного желания выжить любой ценой. О том, чтобы сдать беднягу полиции, не было и речи. Содеянное и так будет преследовать его до конца жизни, хуже его никто не накажет. Он хранил свою тайну, сколько мог, а потом просто взял и все отпустил. Лидии пора последовать его примеру.
Она собрала и разложила по папкам, перетянутым красной резинкой, все бумаги: школьные дневники, письма Санте, газетные вырезки о побитых рекордах, письмо из Стэнфорда, фотографии с губернатором, в смокинге на школьном выпускном, без рубашки – рядом с машиной и со шлангом в руке. Есть там и заметка об аресте Люка. Зачем она хранила ее все эти годы? Бог знает. Но и эту заметку она тоже аккуратно сложила пополам и убрала к остальным бумагам. Заголовок гласит: «Чемпион Уэллса по плаванию арестован по обвинению в торговле наркотиками», а потом идет несколько строк о том, как в машине Люка и у него дома, где он проживал с матерью, нашли в общей сложности больше фунта кокаина. Она покажет это Джорджу и объяснит, как все получилось. Фотография Люка и Джун у нее всего одна – сделанная сразу после репетиции свадьбы на парковке перед церковью. Пленку из фотоаппарата она достала и отдала на проявку только на этой неделе. Там было всего три снимка: два портрета Уилла и Лолли, один Люка и Джун на фоне его пикапа. Люк улыбается в камеру, Джун серьезно смотрит на что-то слева. Еще в папке есть заметки о том, что было дальше, распечатанные с библиотечного компьютера. Лидия их не читала, даже не смотрела на них: как только они вылезли из принтера, быстро сложила и спрятала в сумку. Конечно, это далеко не все, но больше у нее ничего нет. Должно хватить, чтобы рассказать Джорджу про сына.
Наутро после разговора с Сайласом Лидия отправилась в библиотеку и села за компьютер. Вбила в поисковую строку имя «Джордж Кинг» – оно значилось на его визитке, которую она хранила несколько лет, а потом выбросила. Лидия узнала о беременности только на третьем месяце и сразу поняла, кто отец ребенка. Эрл каждый вечер напивался до потери пульса и, конечно, не знал, что больше полугода не занимался сексом с женой. А уж как он обрадовался, когда узнал, что станет отцом! Лидия решила его не расстраивать, однако визитку припрятала – и стала молча ждать надвигающейся бури. Она понимала, что ничего хорошего ей не светит. Измена вскроется сразу же, но зато, если повезет, она получит развод и ребенка. Визитка пролежала в глубине ее бумажника все те месяцы, что длился бракоразводный процесс, и несколько последовавших за ним одиноких лет – без алиментов и какой-либо помощи от Эрла, без поддержки знакомых. Одна только мать согласилась ей помочь, да и то – с презрительной усмешкой и на своих условиях. Много раз Лидия порывалась позвонить по номеру на визитке, но ей не хотелось осложнять жизнь человека, которому и так пришлось нелегко. Лишь много лет спустя, когда Люк занялся плаванием и начал бить рекорды, когда стало ясно, что у него все будет нормально и без матери, и без отца, которого он никогда не видел, лишь тогда Лидия порвала и выбросила карточку – свой единственный спасательный круг.
Джордж Кинг. Несколько ударов по клавиатуре – и вот перед ней его адрес, некролог жены (погибла от рака через одиннадцать лет после его приезда в Уэллс), рабочий адрес и телефон, по которому она в итоге позвонила. После трех гудков включился автоответчик, и Лидия убедилась, что он действительно работает в той же фирме: «Чтобы поговорить с Джорджем Кингом, нажмите один. Чтобы поговорить с Риком Кингом, нажмите два». Минуло больше тридцати лет, а Джордж работает на прежнем месте – вместе со своим братом, в Атланте, Джорджия. Как легко оказалось его найти! Даже слишком легко. Лидия прослушала сообщение еще раз и нажала цифру «один». Говорить с ним она не собиралась, просто хотела посмотреть, что будет. Жизнерадостный женский голос сказал: «Офис Джорджа Кинга, здравствуйте!» Лидия бросила трубку. Поисковик выдал ей и фотографии – портрет человека, которого она знала всего три недели, который задавал ей вопросы, слушал ответы и который в ту пору был так же растерян и напуган, как она. Он почти не изменился, только немного поправился и поседел. В его коротких, редеющих волосах и бороде стало много серебра. На одном снимке его запечатлели с кубком (он выиграл какой-то чемпионат по гольфу), на другом – с бывшими одноклассниками. Обе фотографии были сделаны не больше трех лет назад. Лидия удивилась, насколько он импозантен, красив и высок. Тогда он был молодым отцом, не знающим, чего ждать от будущего: больная жена, проблемный сын, чересчур деловой и нахрапистый брат. Но вот прошло тридцать лет, и перед ней – успешный пожилой мужчина, хорошо одетый, как бывшие нью-йоркские клиенты Лидии, и в его взгляде нет ни намека на былой страх и неопытность. Однако доброта, которая была так нужна ей тогда, доброта осталась. Лидия видела его впервые с тех пор, как они попрощались в «Бетси», и с любовью разглядывала знакомый высокий лоб, широкую улыбку и тонкие, почти женские брови. Таким бы стал Люк, доживи он до среднего возраста – человек, который бы старел вместе с Джун и в один прекрасный день, возможно, познакомился бы с отцом. Лидия договорилась с Люком, что расскажет ему об отце на двадцать первый день рождения. Пока он учился в школе, это даже стало их семейной шуткой: «После встречи Дэнзел захочет, чтобы я сменил фамилию на Вашингтон, да ведь? – шутил Люк. – Наша встреча может влететь ему в крупную сумму. Столько лет наверстать надо».
На двадцать первый день рождения Люк и знать не хотел свою мать. А потом, когда Джун привела его обратно, они старались обходить стороной все щекотливые темы. Осторожничали. Не торопились. «Всему свое время, – однажды сказала Лидия Джун, когда та намеренно подняла тему. – Куда нам торопиться? Впереди целая жизнь».
