Атмосфера установилась неприятная. Мальчики пялились на нас, мы на мальчиков. Воздух звенел от напряжения. Однажды я делала растяжку в коридоре и, наверное, сильно наклонилась, а вырез на купальнике был глубокий – видно все и даже больше. Я не думала, что кто-то пройдет мимо.
Раньше, до того как они появились, я спокойно растягивалась, где хотела.
Но мимо прошли Коди и его приятель Шон. Коди ляпнул:
– Смотри, да у нее сиськи есть.
А Шон ответил:
– Брось, кожа да кости! У девятилетних и то больше.
– Нет, ну за попку я бы подержался.
– Да ну, на двоечку.
– Не-не, попка на шесть баллов потянет!
И все это при мне!.. Коридор такой гулкий, что слышно все, что говорят в другом конце. А Коди, завалившись в класс, проехался по полу в грязных носках и подмигнул мне, словно я благодарить его должна за то, что поднял мой рейтинг до шести.
Самое ужасное, что теперь, когда нас с Гэрмони поставили впереди для примера остальным, я оказалась спиной и к нему, и знала, что он пожирает меня глазами, пока я приседаю в гран-плие. Я чувствовала его взгляд на своей заднице, когда разогревалась, когда растягивалась, когда наклонялась. Странное, тревожное чувство, от которого мурашки бежали по коже.
Потому я не могу объяснить, как случилось то, что случилось, хотя я знаю, что Ори ждала объяснений. Я оказалась в заднем репетиционном зале, но не одна, а с Коди. Я лежала на полу в его объятиях, хотя он мне даже особо не нравился. Никогда не думала о нем как о парне. Он был старше, и мы учились в разных школах, а тут, в студии, в танцах, он ничего из себя не представлял, так, неуклюжий первоклассник. Но в плане поцелуев и всего подобного опыта ему хватало. Он целовал меня в шею и за ухом, и мне было так хорошо, что я отбросила прочь все мысли, хотелось только продолжать. Он даже шикнул, чтобы я вела себя потише, а то кто-нибудь придет.
А потом я согнулась над ним, стоя на коленях. Ори спрашивала, заставлял он меня или нет. Наклонял ли рукой мою голову, стягивая с себя те самые идиотские треники, в которых – немыслимое дело! – ему разрешали ходить на балет. Уговаривал ли сделать это. Нет, не заставлял и не уговаривал. Никто ничего специально не планировал. О том, что девушки это делают, слышишь от подружек, или смотришь в кино, или в роликах на Ютьюбе. И тогда думаешь, что и тебе тоже надо, потому что все так делают. Правда, Ори?
Не уверена, что до конца все осознавала. Следовало сосредоточиться на движениях губ, при этом помогать себе рукой. Я сбилась с ритма, Коди дернулся, и я, видимо, задела его зубами. Он выругался.
И тут я услышала смех. Из-за зеркальной стены. Я испугалась, запаниковала, не смогла сразу влезть обратно в полуспущенный купальник. За стеной заржали громче. Смех был женский.
Там, за раздвижной зеркальной панелью, была кладовка для всякого хлама – старых костюмов и реквизита. Места, чтобы спрятаться, достаточно.
Но и тогда я не сразу сообразила, что происходит, пока меня не ослепила вспышка. Она разорвала темноту репетиционного зала, приправленная осуждающим гиеньим хохотом.
– Эй, кто там?
Я все не могла управиться с купальником, зато Коди молниеносно натянул штаны. Он подошел к панели и отодвинул ее.
Время застыло. Зеркала потемнели. В кладовке притаились Рейчел и Гэрмони, подружки-неразлейвода, в руках у них – мобильники, на лицах – подлые усмешки. Эти твари меня застукали, теперь я у них на крючке на всю оставшуюся жизнь.
– До скорого, – бросил мне Коди, будто мы собирались еще встретиться.
Девицы пошли за ним. Двери захлопнулись, и я осталась одна, скрючившись на деревянных досках, словно рухнула навзничь после неудавшегося гран-жете.
Я так и не знаю, было ли все это запланировано и подстроено, почему они оказались в подсобке именно в тот момент, когда по несчастливой случайности в зал зашли мы с Коди.
Когда Коди сказал «до скорого», я восприняла это буквально. Я ждала его после занятий, но он схватил рюкзак и ушел вместе с Шоном, как обычно. Я надеялась, что он позвонит или напишет, но у него даже номера моего не было. В Фейсбуке и в других соцсетях мы не дружили. Он не был подписан на меня, а я на него. Я увидела его только на следующей неделе, сперва на репетиции-разминке, в которой участвовали и мальчики, – меня снова поставили впереди для примера, а потом на занятии, где мы разучивали поддержки, – пятнадцать девочек на троих мальчиков, которые пытались неуклюже приподнять нас за талию. Он отирался возле Гэрмони. Я поймала ее взгляд в зеркале – потемневшие от пота волосы, беспощадные глаза. Она подмигнула.
Наверное, я должна была чувствовать смущение или стыд. Должна была похоронить эту историю и никогда не вспоминать о ней.
Однако весь стыд куда-то подевался. Я не чувствовала себя ни грязной, ни пристыженной.
Я чувствовала только ярость.
Я всегда знала, что у меня тяжелый характер. И вот теперь мой нрав повлиял на то, как я танцевала.
Мисс Уиллоу собрала нас, чтобы распределить роли для следующего спектакля. Ее глаза светились гордостью, когда она подошла к Ори – та будет танцевать Жар-птицу. Ласково смотрела она и на Гэрмони, которой досталась роль тринадцатой заколдованной царевны, той самой, что оказывается в объятиях Ивана-царевича после всех испытаний. Мне дали шестую или седьмую царевну. Даже Рейчел назначили первой, она будет танцевать в первом ряду! А меня поставят возле желтого, набитого поролоном мешка – вроде как золотое яблочко с волшебного дерева. Лучше бы декорации менять отправили, честное слово! Я в кордебалете, меня никто даже не вспомнит!
Когда я спросила мисс Уиллоу, она сказала, что в последнее время со мной творится неладное, что именно, она не знает, но во время танца все видно. Я словно не здесь, а витаю где-то в другом месте.
Я знала, в чем дело. Тому было две причины.
– Я их убью! – сказала я Ори как-то вечером.
Я бы заплакала, если бы умела плакать, как все нормальные люди. Тогда во мне бушевали эмоции, сейчас мне трудно отыскать их в себе. Хотя мне до сих пор больно, если вспоминаю о случившемся. Я по-прежнему злюсь на себя – что дала волю Коди, и поэтому нас застукали, что во мне взыграли дурацкие гормоны, что по глупости решила, будто мне нравится мальчик, и даже если он мне на самом деле не нравился, мне хотелось нравиться ему, чтобы и у меня был парень, как у Ори. Меня до сих пор слепит та вспышка. Она отразилась в зеркалах тысячью других. А может, их и была тысяча, откуда мне знать. Я все ждала сообщения с незнакомого номера, а в нем фотографию или хуже того – видео со звуком. И что все меня узна́ют – и родители, и одноклассники, и мисс Уиллоу. Я столько лет была балериной, танцовщицей, но все забудут об этом и станут звать меня шлюхой, хотя я сделала это всего лишь один раз.
Мы с Ори сидели у меня в спальне и по очереди отхлебывали из бутылки «Бакарди». Я орала как бешеная, однако мои родители не то что не поднялись наверх спросить, что случилось, но даже не позвонили. Если бы я зарубила там топором десять человек, они бы и ухом не повели, пока трупы не начали разлагаться.
