– А может, тебя посещений лишить? На две недели, а? Или вообще на месяц?
Она нарочно меня провоцировала.
– Ах, да! Совсем забыла. К тебе же никто не приходит. Никто и никогда.
В глазах закипела горючая жидкость, лишь отдаленно походившая на слезы. С трудом мне удалось совладать с собой и выровнять дыхание. Я разжала кулак.
Блитт ждала. Ждала долго. Наконец вымолвила, моргая из-за очков свинячьими глазками:
– Я видела Уорд с твоей тележкой в третьем корпусе.
– Каннибальшу? – взревела я, представив, сколько обслюнявленных волос найду потом в книжках. Она же все страницы изжует! Какой кошмар!
Блитт пожала плечами.
– Я думала, вы с ней договорились. Тебя не было, ты припоздала.
– Меня сегодня только из одиночки выпустили, всего минут на двадцать задержалась. Ну, может, на полчаса.
И тут я вспомнила, что краем уха слышала, как наши что-то говорили про Кеннеди.
– А Кеннеди… – как бы не выдать, что Лола ее колотила, – выздоровела уже?
– А ты что-то знаешь об этом?
– Нет, ничего.
– Ее сегодня выписали из лазарета. А вот твою сокамерницу, которая поджарилась, еще нет, – хмыкнула Блитт.
– А вы разве не слышали? Ко мне сегодня новенькую подселяют. – Я кивнула на экран.
У Блитт отвисла челюсть. Смешно.
Я рысью понеслась в третий корпус в надежде застать там Кеннеди. Блитт даже не окрикнула меня, чтобы я шла спокойно.
Кеннеди как раз выходила из корпуса, толкая перед собой тележку. Вся в синяках, лицо по цвету походило на кусок бекона (бекон я не ела с тринадцати лет). Но шагала она вполне бодро. Тележка вильнула в сторону, Кеннеди попыталась ее выправить, не смогла, и та воткнулась в противоположную стену. Упал томик стихов Рембо. Милое мальчишеское лицо шмякнулось об пол, но Каннибальша даже не остановилась.
Удивительно, что она вообще осталась жива после того, как Лола ее отделала.
– Кеннеди! Стой!
Она с трудом обернулась. Похоже, ей больно поворачивать голову. Ухо у нее распухло и посинело, как баклажан. Человеку, помнящему, что значит принимать чужие страдания близко к сердцу, даже стало бы ее жаль, наверное.
Однако мне наплевать на тот мешок из мяса и костей, на котором хорошенько оттопталась Лола. Мне наплевать на Лолу и на то, что она опасна, что может избить кого угодно – кто уж там будет следующей. Я сама изувечу Кеннеди, только бы вернуть мою тележку, мои книги.
Кеннеди вцепилась в тележку мертвой хваткой.
– Теперь я книжки развожу, Эмбер! – Когда она говорила, в уголках рта растягивались белые нити слюны. Она отпустила одну руку и утерла ею нос. – Тебя на кухню перевели.
Не может быть! Меня не было всего три дня. И почему Сантосуссо мне не сказал?
Колеса скользнули по полу, будто коньки по глади ледяного застывшего озера, тележка впечаталась в Кеннеди, отбросив ее к стене, затем, откатившись назад, устремилась по коридору прочь.
Это не я, тележка сама! Честное слово!
Меня схватили. Ноги повисли в воздухе. Только не одиночка, пожалуйста, только не новый срок. Худшее из наказаний для нас – лишний год, месяц, неделя, год, проведенные здесь.
Но меня держали руки в зеленом комбинезоне.
Джоди. Одна лишь Джоди здесь больше и сильнее меня.
– Хватит уже с Кеннеди. Ей и так досталось.
Наши глаза, не сговариваясь, устремились к куче тряпья на полу. Куча привстала и оперлась спиной на стену, затем сунула в рот прядь волос.
Между нами стояла тележка – уже ничья, вокруг валялись деревянные щепки. Книжки разлетелись в разные стороны.
Я протянула было к ним руку, но на мое предплечье легла тяжелая ладонь Джоди. Развязной походочкой подошла Пичес.
– Здорово, сучки! – бросила она, переводя взгляд с кучи тряпья на нас с Джоди. Та все сжимала меня в медвежьих объятиях, хотя я больше не вырывалась.
Пичес принялась подбирать книжки. Какое благородство! Подозрительно… Кеннеди захныкала. Джоди пригладила мне волосы, одернула комбинезон.
– Что с тобой, Эмбер? Ты ведь никогда не дерешься.
Джоди много знала о насилии. Маленькой девочкой она ночами пряталась в шкафу, а повзрослев, однажды встала во весь рост и дала отпор, после чего ей пришлось убежать из дома. Она жила на улице, применяя там полученные дома навыки – их хватило с лихвой, и на этой волне она оказалась здесь с нами в «Авроре-Хиллз». Уж Джоди-то могла распознать человека, склонного к насилию.
Пичес кивнула, не сводя с меня глаз.
– Да-да, ты здесь одна невиновная! – Она как будто повторила слышанные ранее слова.
В ее устах это звучало вовсе не комплиментом. Она назвала меня слабачкой, назвала трусихой.
Я шагнула к тележке, однако Джоди меня остановила. Чего они добиваются? Хотят сказать, что я не с ними? Что я чужая? Что мы не вместе против всего мира?
Тем временем Пичес сложила книжки и проверила колеса, одно из них не прокручивалось – тележка с самого начала была с браком, но Пичес об этом не знала. Она пнула его с досады.
– Слушай, Эмбер, ты ни при чем. Просто тут творится столько всего, ты не представляешь.
Почему же, очень хорошо представляю. Им невдомек, что я все время была наготове – присматривалась, прислушивалась, принюхивалась. Мне известно больше, чем кому-либо.
– Можно я возьму свою тележку?
Они молчали.
– Можно я возьму свою тележку?
– Книжки будет развозить Пичес, – пробубнила Джоди. – Так лучше. Она все разузнает и нам расскажет.
– Да, разузнаю и расскажу.
Джоди с усилием развернула тележку, Пичес тут же схватилась за ручку.
Снизу донесся отчаянный рев Кеннеди:
– Мне сказали, что книжки буду возить я!
Никто из нас и ухом не повел. По крайней мере, в этом мы были заодно.
В коридоре раздались шаги охранника. Мы бросились врассыпную. Пичес укатила мою тележку, Джоди метнулась в другую сторону – весьма шустро для такой громилы, и даже Кеннеди встала и поплелась вперед.
Я развернулась и пошла в другую сторону – не в библиотеку, не к Блитт на пост, не во второй корпус. Мне некуда идти. В камере сидит чужачка. Так что я пошла куда глаза глядят. Заставляла себя думать о Флориде. Сперва Кеннеди, а затем Джоди и Пичес отняли у меня все, что имело смысл, и теперь мне нигде нет места.
Проходя мимо лазарета, я услышала голос.
– Эмбер, Эмбер, где ты была? Куда ты? Иди сюда.
На койке возле двери лежала Дамур. У нее в ногах сидели несколько девочек. Дамур, с ног до головы замотанная в бинты, походила на мумию, но говорить у нее получалось, пусть очень хрипло. Из-под бинтов торчали волосы. Когда-то светлые, теперь они напоминали сажу.
