Эти стремительные, бессистемные и оттого особенно страшные репрессии подействовали на двор как парализующий укус паука действует на обездвиженную, запутавшуюся в паутине жертву. Двор оцепенел. Всем было ясно, что главный удар нанесен, принц Брайс доживает последние дни перед уходом в чертоги Светлых богов, и никого бы не удивило, если бы этот громкий арест сопровождался энергичной чисткой двора от сторонников принца. Но на сей раз разящая десница короля метила как будто куда попало: может быть, это и вправду были люди, втайне замышлявшие против своего сюзерена и просто скрывавшие это лучше других, а может, их нарочно хватали без разбору, чтобы никто не мог чувствовать себя в безопасности. В сочетании с новым, жестким и даже беспощадным распорядком жизни при дворе, не оставлявшим придворным практически ни одной свободной минуты, это произвело на митрильскую аристократию эффект обездвиживающего заклинания. Страх и отсутствие времени на размышления – вот две вожжи, которыми король Яннем управлял своим двором. И обе эти вожжи его холодные руки держали крепко.
Лорд Дальгос исправно доносил королю о слухах и настроениях, но Яннем слушал вполуха. Он вдруг чрезвычайно заинтересовался финансовым состоянием королевства, которому до сих пор, слишком занятый войной с орками, имперцами и своим братом, уделял недостаточно пристальное внимание. Он затребовал полную отчетность за весь прошлый год, что оказалось затруднительно ввиду казни предыдущего казначея – значительная часть документов оказалась безвозвратно потеряна, и восстановить их не удалось. Тем больше забот легло на плечи нового Лорда-казначея, которого Яннем за несколько дней замучил и издергал до нервного тика: они по восемь часов кряду просиживали над огромными кипами свитков, испещренных сметами, отчетами, списками и налоговыми указами. Яннем ничего в этом не понимал, но был преисполнен решимости разобраться и пресечь безудержное казнокрадство, на которое его предшественники столетиями смотрели сквозь пальцы. Если бы кто-нибудь спросил короля, почему он так живо заинтересовался этой безусловно важной темой именно сейчас, когда его брат гниет в подземной тюрьме в ожидании суда, вопрошающий, скорее всего, составил бы компанию принцу Брайсу. Но никто не задал королю этот вопрос. Ему вообще никто не смел задавать вопросов. К тому времени он последовательно вычистил свое окружение, уничтожив всех, кто мог оказаться настолько глуп, смел или безрассуден.
И тем не менее Яннем каждый вечер внимательно выслушивал отчеты Дальгоса о настроениях в столице и за ее пределами, с удовлетворением наблюдая, как недоумение и гнев понемногу сменяются благоговейным страхом. Народ Митрила более всего на свете уважал силу. Принц Брайс явил эту силу – и Митрил с готовностью пал ему в ноги. Но король Яннем подавил своего брата и тем показал, кто здесь настоящий владыка. Ибо не тот силен, кто громит армии, а тот, кто умело использует людей, способных громить армии, а когда они выполняют поставленную задачу – уничтожает их, пока они не стали слишком сильны. Так говорили теперь за кружкой эля в тавернах, и эти слова повторяли жрецы в храмах, учителя в школах, мужья своим женам в теплых постелях. «Вот оно, – говорили они, – вот теперь у нас действительно есть достойный правитель, равный королю Лотару».
Смута, зревшая в недрах королевства всю зиму, кончилась, не начавшись.
Яннем победил.
Все эти дни он засиживался за делами глубоко за полночь, потом шел в свою опочивальню, отпускал камергера, не позволяя себя раздеть, и садился у камина с книгой. Книгу он не читал, даже не знал ее названия, поскольку ни разу не взглянул на обложку – просто тяжесть толстого фолианта, лежащего на коленях, действовала успокаивающе. Яннем смотрел на пляску пламени в камине, пока огонь горел, и на остывающие, тускло светящиеся угли, когда дрова прогорали, и на сухой черный пепел, когда затухали угли. К этому времени начинал заниматься рассвет, и серый предутренний сумрак лениво вползал в опочивальне сквозь раскрытое окно. Тогда Яннем вставал, дергал за шнур звонка и приказывал подать утренние донесения.
Он не спал ни одной минуты с того дня, когда приказал арестовать Брайса. Странно, но усталостью это не сопровождалось, напротив, в Яннеме бурлила энергия. Она переполняла каждую клетку тела, так что его слегка лихорадило от нетерпения, когда бесконечная ночь наконец подходила к концу и он снова мог ринуться в омут дел.
Яннем не сомневался, что пройдет немного времени, и ему станет легче. Но дни шли, а легче не становилось.
– У вашего величества бессонница? – осведомился лорд Дальгос вечером пятого дня, закончив очередной отчет о настроениях черни, который Яннем слушал с нескрываемым удовольствием.
Король поднял на него глаза, красные, запавшие, но совершенно ясные.
– Нет, – четко проговорил он. – С чего вы взяли?
– О, сир, мне все известно о вашем величестве – простите, должность обязывает. Ваше величество уже пять дней отсылает камергера, не раздеваясь на ночь, а утром меняет платье на свежее…
– Я сплю одетым. Мне так удобнее.
– Возможно, небольшое снотворное заклинание или травяной настой могли бы…
– Лорд Дальгос, я доволен вами и вашей службой. Не в последнюю очередь потому, что вы знаете, где проходят границы. Не заставляйте меня заподозрить, будто это спасительное знание вас оставило.
Лорд Дальгос умолк и смущенно улыбнулся. Яннем сухо улыбнулся в ответ. И они продолжили обсуждать дела.
В тот вечер он все же позволил камергеру облачить себя в ночную сорочку и всю ночь пролежал, вытянув руки поверх стеганого шелкового одеяла и неподвижно глядя в балдахин. Время от времени закрывал глаза на случай, если у Дальгоса имеется смотровое окошко в одной из стен королевской спальни. Яннем не сомневался, что так оно и есть.
Когда далеко в городе хрипло прокричали первые петухи, Яннем подумал, что со всем этим пора кончать.
Королевские темницы располагались в толще одной из дворцовых башен. Именно там содержались преступники, обвиняемые в государственной измене. В Митриле не принято было гноить заключенных в подземельях годами – обычно преступники либо умирали во время пыток, либо кончали дни на эшафоте, подвергаясь жестокой и зрелищной казни. Казни и пытки в Митриле были чем-то сродни искусству, и считалось просто нелепым держать человека в заключении, когда его можно красочно и изобретательно растерзать. Король Лотар всю жизнь оставался ярым приверженцем этой идеи, Яннем же отцовской страсти к эстетизации убийства не разделял. Как, впрочем, и Брайс. Тем более странными выглядели его недавние поступки: изуродованная голова имперского генерала, которую Брайс самолично отсек и швырнул Яннему под ноги, и те погромы, которые он учинил в набеге на имперские поселения вдоль границы… После победы над имперцами митрильских воинов обуяла кровожадная радость, и Брайс позволил им вдоволь порезвиться в приграничных деревнях, абсолютно ничем не ограничивая, а пленных велел не брать… Яннему покоя не давал этот набег: после него, равно как и после ужасной смерти генерала Доркаста, большая война с Империей становилась неминуема. Да, Брайс разбил имперцев, но они обязательно вернутся. Как и орки. А на посту королевского маршала нынче – разумный, отважный, исполнительный лорд Пейванс. Который всем хорош, кроме того, что он не Брайс.
