— Вы нашли интересующую нас запись? Хорошо. Поднесите диктофон к телефонной трубке. Запись прокрутите пять раз.
Дальше взял трубку Шик и быстро стал записывать текст. Меня к телефону не подпустили. После того как была получена необходимая информация, Виктор Иванович опять взял трубку.
— Настоятельно рекомендуем вам не обращаться в полицию. Ваша подруга вернется к вам через два дня. В противном случае вы ее не увидите.
Всё, кончился разговор. Мне трубку на этот раз не дали.
Получив требуемый текст, Шик заметно повеселел и велел устами Федора Агеича сообщить, что сдержит свое обещание только в случае моего безукоризненного поведения.
— А как вы меня собираетесь освобождать… из плена?
— Он говорит, что вывезет вас отсюда на машине, а потом высадит где-нибудь на окраине Парижа.
— Нет, на окраине нельзя. Оттуда я не найду дорогу в Пализо.
— Спросите.
— У кого? Я без языка. Или вы мне предлагаете обратиться в комиссариат?
— И что вы предлагаете?
— Высадить меня около Нотр-Дам, там я уже сориентируюсь.
Федор Агеевич вертелся как белка.
— Слушай, уйми ее, она меня заговорила, — взвизгнул Шик, и Федор Агеевич добросовестно перевел.
И еще я узнала: эти идиоты повезут меня с завязанными глазами, как будто, если бы меня везли с открытыми глазами, я могла бы понять месторасположение этого зловещего дома. Хотя кто его знает? Можно по дороге заприметить какой-нибудь собор или статую.
— А пока, Маш, ты будешь жить в подвале, — сказал мне Федор Агеевич.
— В подвале так в подвале, но имейте в виду, если там мыши, то мое обещание не орать пропадет втуне. И остановить меня сможет только автоматная очередь, — я опять вспомнила девицу с микропередатчиком в животе и начала смеяться.
— Маш, ну успокойся, все будет хорошо… — заблеял Федор Агеевич.
— Да заткнись ты! — прикрикнула я.
Шик совершенно по-русски почесал в затылке.
— Если не выключать свет, мыши из нор не полезут.
Ужо мне, как я могла не смеяться, попав в такую нелепую, совершенно неправдоподобную ситуацию? Со стороны все выглядело необычайно глупо! Первым по узкой, крутой, затхлой лестнице шел Шик с фонарем «летучая мышь» в руке, за ним, хромая, — коленки болели нестерпимо — ковыляла я, замыкал шествие Федор Агеевич, он нес плед и одеяло.
Подвал был обширен и крепок. Обычно в домах старье относят на чердак, здесь функцию кладовки выполнял подвал. Наверное, раньше здесь хранили вино, потому что я увидела черные от времени бочки в углу. Все остальное было — старый хлам, поломанная мебель и вообще какая-то дрянь, оставшаяся от жизни. Здесь было что-то отдаленно похожее на наши салазки, какие-то колеса, ветхая сбруя от давно ушедших в мир иной лошадей, здесь была битая посуда, непонятно, почему ее своевременно не выбросили, а держали черепки в ветхом и грязном ящике, узлы со старым тряпьем, зонты с поломанными спицами. На расчищенном от барахла пространстве лежал зеленый матрас, мой старый знакомец, тот самый, что украшал когда-то багажник машины с плохим номером. На него были брошены плед и подушка. То есть я могла чувствовать себя относительно комфортно.
Перед уходом двое моих тюремщиков быстро поговорили о чем-то, после чего Шик вышел и спустя малое время вернулся с большим ведром, закрытым крышкой. Я поняла, что это вместилище должно было выполнять функцию параши.
— Спокойной ночи, — сказал Федор Агеевич и поклонился не просто уважительно, но даже с некоторым подобострастием, словно я была особой царской крови.
Потом они вышли, щелкнул ключ в замке, и все стихло. Не могу сказать, чтобы я страшно, чудовищно, как и полагалось бы в этой ситуации, трусила. Любопытство было сильнее. События этого вечера настолько не укладывались в привычное для меня течение жизни, что я не могла поверить в трагическое окончание этого фарса. Но как бы это выразить? Сюжет мне не нравился. Во всем была фальшь. Как-то не так это бывает, когда захватывают заложников. И бандиты должны выглядеть иначе. Заложников берут отчаянные люди — мышцы, напор, пистолеты, страстность — мачо, одним словом, а тут два каких-то недоноска. Про Шика вообще говорить не хотелось, а Федор Агеевич явно потёк. А ведь такой красавец был!
Вначале надо покурить. Елки-палки! Всего три сигареты. Придется экономить, а я это ненавижу. Тем более в подобной ситуации. Хотя когда они у меня были — подобные ситуации?
Я улеглась на матрас, он был необычайно удобным. Считать цифры было бесполезно, мне было страшно глаза-то закрыть. Я взяла вторую сигарету и стала размышлять о сущем. Время шло, сигарета превращалась в пепел, сущее было неподатливым. На секунду я смежила веки и тут же обнаружила, что матрас, на котором я лежу, приторочен канатом к машине, которая с бешеной скоростью летит по автобану. Сама я привязана к матрасу, но веревки ослабли, и я вот-вот выскочу из плена на обочину. Все, лечу, ногами вперед прямо в дерево!..
Крохотное забранное решеткой окошко у потолка слабо синело. Значит, наступило утро. Кажется, я все-таки уснула. Ну и душно было в этом узилище! Мне не хватало воздуха, надо добраться до окна. И вообще не мешало бы хоть как-то определиться, увидеть, куда выходит это жалкое окошко.
Вначале я решила, что пододвину к стенке кованый сундук, но он был неподъемен, словно кирпичами набит. Стулья явно не внушали доверия. Я выбрала тот, который покрепче. Как я на него залезала, это отдельная история. Вы знаете, господа, что такое артрит? Это такая болезнь, когда коленки не только болят, они еще не гнутся, проклятые, и не могут выполнить своей главной функции, то есть взметнуть тело вверх, чтобы оно очутилось на другой плоскости. Чтобы залезть на стул, мне надо было обязательно за что-то держаться. Под окном стена была абсолютно гладкой, зато наискосок имелся очень удобный выступ. Я решила выставить вдоль стены стулья, с помощью выступа залезть на стул наискосок от окна, а потом по другим стульям дойти до вожделенной цели.
Мне удалось взгромоздиться на стул. Но леший меня дернул потопать ногами для устойчивости. В этот же момент гнилая ножка стула подломилась. Понимая, что падаю, я инстинктивно схватилась за какой-то не внушающий доверия крюк, похожий на длинный гвоздь, и повисла на нем всей тяжестью. К моему ужасу, гвоздь вместе со стеной полез вниз. Я грохнулась на пол. Ушиблась, но это не главное.
Моему изумленному взору открылась узкая ниша в стене, в которой лежало нечто похожее на свернутые в рулон грязные полотенца. И опять они были недостижимы. Я подперла стул узлами с тряпьем и пачкой старых газет. На этот раз мне повезло. Восхождение на мини-Монблан свершилось. Полотенца были жесткими. Я их развернула. Это была живопись.
Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы узнать русских авторов. Через секунду я нашла подтверждение. Каждый из художников оставил свой автограф и дату написания. Дивный, теплый Фальк. Натюрморт: серебристый, сиреневый на изломе чеснок, скомканная салфетка, кусок обнаженной шершавой столешницы. Во всем сквозил русский дачный уют, неторопливость и осенняя грусть.
