Раздается стук в дверь.
Это Марк.
Он говорит, что Александр приглашает Ларса к завтраку.
Зря Ларс надеялся избежать этого.
– Благодарю, – произносит он. – Скажите ему, я скоро буду.
Когда через полчаса он выходит к завтраку, Энцо сообщает Александру, что они подойдут к Монте-Карло около полуночи.
Ларс садится. На нем свитер, а волосы его еще влажные после душа.
– Мне позвонили сегодня утром, – говорит Александр, когда Энцо уходит, – от моего адвоката в Лондоне.
Голос у Александра нерадостный.
Ларс, жевавший яичницу, сразу настораживается.
Александр продолжает:
– С ними связались адвокаты Ксении насчет ее требований.
– Да? – Ларс продолжает есть. – Что у них?
– Два дома…
– В Лондоне и Сен-Бартелеми?
– Да.
– И?..
– И двадцать пять миллионов, – говорит Александр.
– Стерлингов?
– Да.
– Это невозможно. – Ларс подносит вилку с яичницей ко рту. – Вы будете бороться?
Александр кивает. Он пьет какой-то шипучий напиток – вероятно, у него тоже похмелье. Так или иначе вид у него такой, будто он почти не спал. Или совсем не спал.
– Это ведь только первый выстрел, – говорит Ларс. – Они хотят получить больше десяти, так что просят двадцать пять. Они успокоятся на пятнадцати. Даже это слишком много. Боритесь, – советует он. – Не уступайте больше десяти.
– Я буду бороться, – кивает Александр.
Ларс принимает чай от стюарда с подносом.
– Не уступайте больше десяти, – повторяет он.
Чай совершенно экстраординарный, самый изысканный из всех, какие ему доводилось пробовать, – это что-то небывалое, словно и не чай вовсе, а нечто более утонченное, нежное, более насыщенное.
– А ей известно, – спрашивает он, – о вашем… расстроенном положении дел?
Пару секунд Александр не отвечает. Он смотрит на море, на волны, набегающие одна на другую, устремляясь к серому горизонту.
– Я не знаю, – отвечает он.
– Тогда, наверное, она не понимает, – говорит Ларс, пытаясь как-то помочь, – что, прося двадцать пять, она фактически просит…
Все, что у вас есть, собирался он сказать.
– Ты станешь богаче меня, Ларс, – замечает Александр безысходно, – когда все это закончится.
Снова не зная, что на это сказать – ведь это очень похоже на правду, – Ларс просто отпивает еще чаю и через несколько секунд говорит:
– Нам нужно обсудить отчуждение активов. Как мы решили вчера. В деталях.
Он смотрит на Александра, опасаясь, не расстроил ли его сказанным.
Александр, кажется, в порядке.
Он ест виноград – медленно и методично отрывая виноградины от веток и отправляя в рот.
Ларс достает одну из своих бумажек.
Следующий час они обсуждают отчуждение активов – продажу «Дасо-фалькон» и поместья Барбареско, а также дома в Суррее и суперъяхты. Для большинства этих активов Ларс уже прикинул в уме возможных покупателей.
Александр ест виноград и не особенно вникает в предмет разговора. Кажется, его больше интересуют длинные зеленые гроздья, чем его финансы.
Ларс выражает надежду, что у него в итоге останется несколько миллионов наличными, когда все будет улажено, не считая акций белорусского оператора мобильной связи.
– Это не первый раз, – говорит Александр, – когда меня всерьез прижали, ты знаешь, Ларс.
– Девяносто восьмой, русский дефолт? – предполагает Ларс, продолжая что-то записывать.
– Именно.
Ларс что-то пишет и говорит:
– Да, это, наверное, было что-то с чем-то.
– Уж это точно, – подтверждает Александр.
Ларс что-то бормочет, мысли его явно далеко:
– Полная неразбериха, да?
– Еще бы.
На самом деле Александр сейчас вспоминает то время почти с теплотой. В его памяти это один из самых отчетливо сохранившихся отрезков его жизни наряду с отрезком предыдущего десятилетия, когда Советский Союз внезапно прекратил существование, а ему было чуть за сорок и он занимал солидный пост в Министерстве международной торговли. Вся международная торговля проходила через министерство. Индивидуальные предприниматели, которые хотели бы вести торговлю с заграницей – прежде всего в секторе природных ресурсов, – просто не имели представления, как осуществить это самостоятельно, и не имели доступа к международным расчетам. Он увидел здесь возможность. Однако то, что случилось затем, превзошло любые его ожидания. Какое-то время казалось, что нет ничего невозможного. Он основал свой банк, «Интрейд-банк», для обеспечения международных расчетов, и довольно скоро уже набирал ставки промышленных предприятий, особенно после введения программы залоговых аукционов, которая профинансировала второе избрание Бориса Ельцина и перевела циклопические объемы государственной промышленности в частную собственность нескольких человек. Кому-то из них досталась нефть, кому-то – никель или алюминий, кому-то «Аэрофлот». Ему досталось железо. Он стал «Железным императором». Всего за несколько лет он вырос от скромного холеного советского чиновника до магната, поставщика железной руды номер один в мире.
Дефолт 98-го в действительности не так уж сильно прижал его. Хотя и мог бы. Даже несмотря на то, что «Интрейд-банк» пошел прахом в судебных тяжбах, он сумел сохранить свою империю, шифруя акции в офшорном лабиринте – как раз тогда на сцене появился Ларс, – через фонды с таинственными названиями, расположенные на Каймановых островах и в других столь же удаленных и надежных местах.
Александр сидит за столом, уставившись как будто на что-то вдалеке, за горизонтом. Ларс продолжает что-то писать.
Паника 98-го. Тогда он думал, что может лишиться всего, но каким-то образом сумел сохранить. Тем летом ему исполнилось пятьдесят, в самый пик обвала.
– А хрен с ним со всем, – сказал он тогда. – Я буду праздновать.
По такому случаю был арендован Бленхеймский дворец. Тысяча приглашенных. Среди них его герой, Руперт Мердок. Вертолеты на газоне. Лучшая пора его жизни. И новая женщина – Ксения. Огни салюта. Вот это были дни.
Да, вот это были дни, мой друг.
– Вот это были дни, Ларс, – бормочет он.
Ларс поднимает взгляд.
– Когда? – спрашивает он.
– Тогда.
Глава 4
А потом свет сменяется тьмой. Вот только была слепящая синева, солнце светило так ярко, что приходилось щуриться. И вдруг потемнение. Погружение. Все глубже и темнее. И неожиданно возникло сырое ноябрьское утро. Влажная земля, мелькающая в полутьме. На юго-востоке Англии утренний час пик под навесом из плачущих туч. Машины несутся с горящими фарами. Здания жмутся друг другу в тоскливом однообразии. Все ближе и ближе по мере снижения самолета. По стеклу скользят капли дождя, а внизу стоит завод по переработке сточных вод и растет трава, приглаженная ветром. Визг шасси по покрытию…
