В темноте, с высоты, где он стоит, на вершине яхты, они едва видны, волны за кормой.
Фосфоресцируют во тьме.
Дразнят, едва различимые.
Оттуда, где он стоит, до поверхности моря должно быть не меньше двадцати пяти метров. Он не утонет – он умрет от удара, вероятно, об одну из нижних палуб. А это совсем не то, чего он хотел.
Он не продумал как следует все детали этого дела.
И с каждой проходящей минутой кажется все менее вероятным, что он сумеет выполнить задуманное.
Он представляет себя, содрогаясь от ужаса, в темной холодной воде.
Он не осмелится на это.
Такое малодушие наполняет его отчаянием.
И что дальше?
Если он останется жить, что будет?
Он замечает, что дрожит, и заходит в комнату.
Что теперь?
Этот вопрос мог бы долго мучить его, но он вдруг чувствует, что очень устал.
Он закрывает дверь на балкон.
– Гасим свет, – говорит он мягким сухим голосом, и свет гаснет.
Глава 3
Следующим утром к нему прибывает Ларс.
Александр стоит в теплом утреннем свете, глядя на каменистое побережье Корфу и на катер, скользящий по воде из устья гавани к яхте «Европа». Катер на «Европе» собственный, отчаливает из особого отсека сбоку яхты на уровне ватерлинии. Приблизившись к яхте, он резко замедляет ход.
С балкона перед его апартаментами, где он стоит в пижаме, катера уже не видно.
Он где-то там, внизу, на ватерлинии, движется параллельно открывшемуся отсеку. Катер, как какой-нибудь звездолет, снабжен движками, позволяющими ему двигаться боком. С их помощью он заходит в боковой отсек. Когда катер внутри, морская вода из отсека откачивается, и катер устанавливается на металлическую раму. С площадки в отсеке лифт поднимает людей на верхние уровни яхты.
Несколько лет назад он наблюдал за тем, как это происходит, на верфи «Люрссен» на Кильском канале.
Он приехал тогда на верфь, чтобы присмотреть себе какую-нибудь яхту – и увидел там «Европу», сделанную для кого-то еще и проходившую последние ходовые испытания.
– Она мне нравится, – сказал Александр, глядя на демонстрацию. – Я хочу ее.
– Мы можем сделать для вас такую же, – сказал ему служащий «Люрссена», стоявший рядом.
Оба они были в светоотражающих жилетах и шлемах.
– Сколько времени это займет?
– Два или три года, – сказал служащий, с гордостью следя за окончанием демонстрации.
– Я не хочу ждать так долго. Я хочу эту.
Служащий рассмеялся, его рыжие усы запрыгали.
– Вы не поняли, – сказал Александр. – Вы думали, я пошутил. А я не шучу. Я хочу ее.
Служащий попробовал объяснить ему, что эта яхта принадлежит другому человеку, что ее построили для другого человека…
– Сколько он платит за нее?
Служащий на секунду растерялся, а потом ответил:
– Двести миллионов евро. Где-то так.
– Предложите ему двести пятьдесят, – сказал Александр. – Позвоните ему сейчас и предложите двести пятьдесят. Я хочу узнать ответ сегодня.
Слыша, как закрывается отсек с катером, он поспешно заходит с балкона в большую овальную комнату хозяина яхты.
Когда через двадцать минут встречает Ларса на палубе с бассейном, он уже одет в костюм и благоухает парфюмом «Картье паша».
На закрытой палубе с бассейном приятно тепло под ноябрьским солнцем.
Ларс встает, когда видит Александра, идущего к нему.
– Доброе утро, – говорит он.
Александр ничего не отвечает, только хлопает по плечу своего адвоката и садится за стол.
Ларс тоже садится. На нем льняные брюки, голубая футболка, кожаные сандалии. Он проводил отпуск на своей вилле в Корфу, когда Александр позвонил ему прошлым вечером и сказал, что находится неподалеку и хочет встретиться с ним.
Когда пришел Александр, он ел омлет.
– Доешь, – говорит Александр.
Ларс налегает на омлет.
– Как ты? – спрашивает Александр.
– У меня все в порядке, – говорит Ларс тактично. – А вы?
– Бывало и получше, – признается Александр.
Ларс вытирает рот льняной салфеткой.
– Из-за лондонского дела? – спрашивает Ларс.
Александр с угнетенным видом пожимает плечами.
Он только недавно проиграл большое судебное разбирательство, начатое год назад. Он подал иск в лондонский суд на своего приятеля из России, бывшего протеже. Он заявил, что этот человек, Адам Спасский, лишил его крупной суммы денег обманным путем много лет назад. Он подал иск на возмещение ущерба, на десятизначную сумму. Приговор, вынесенный на прошлой неделе, был однозначно в пользу Спасского. Кроме того, он подвергал сомнению порядочность самого Александра.
– Дело не только в том, что мы проиграли, – говорит он. – Дело в том, что сказала судья. Эта… сука.
Ларс кивает:
– Да, это было жестко.
– И это полная ложь!
– Конечно.
– Сколько, ты думаешь, он заплатил ей?
– Еще и не такие странности случались, – говорит Ларс, в глубине души сомневаясь, чтобы английского судью можно было так просто подкупить.
– Сколько, по-твоему?
Ларс пожимает плечами, не желая озвучивать предположения.
Тогда Александр говорит с чувством:
– Я тут подумал, нужно начать расследование против нее, найти эти деньги. А? Это ее уничтожит. И тогда все придется повторять по новой. И тогда уж мы наверное выиграем. Что ты думаешь?
– Дело ваше, – говорит Ларс.
– Думаешь, идея стоящая?
Ларс сомневается:
– Я не уверен, что выйдет толк.
– Он же заплатил ей, мать твою! – кричит Александр.
– Возможно.
– Ты слышал, что она сказала?
– Да…
– Она сказала, что я лжец, фантазер…
– Она не говорила слова «лжец».
– Ну, сло́ва-то не говорила! Сука. Но все равно что сказала.
– В выражениях она не стеснялась, – признает Ларс.
– До сих пор, – говорит Александр, – я всегда верил в английское правосудие.
– Оно не идеально, – говорит Ларс философски. – Ничто не идеально.
– Оно прогнило.
– Я бы не стал так заявлять…
– Все, мать твою, прогнило…
