Он останавливается перед дверью.
И просто стоит там какое-то время, в тусклом свете дня.
В воздухе над радиатором колышутся клочья паутины. Он смотрит на них, плывущих по волнам нагретого воздуха. Все совершенно неподвижно, кроме этих клочьев паутины.
Он стоит там, глядя на них.
Он какое-то время продолжает стоять там, глядя на колыхание паутины, странным образом захваченный этим движением.
Затем он открывает тяжелую дверь и слышит скрип петель.
Он выходит из дома, обратно в большой мир.
Глава 7
Дорога до моря занимает два с половиной часа. Сначала равнина, потом известковые холмы, потом горы. Редкая растительность. Шоссе, идущее от Загреба, пустое. Сейчас утро среды в начале ноября – возможно, в этом дело. И вот Ханс-Питер включает дворники – в медленном, монотонном режиме. Вжик, стоп, вжик, стоп. С легким скрипом по стеклу. В начале пути моросящий дождик размывает очертания фермерских хозяйств на равнинах. Дворники работают – вжик, стоп. Вдоль дороги тянутся заброшенные деревни. Темные поля пожнивных или пахотных земель. Ландшафт становится слегка холмистым – больше о нем нечего сказать.
На переднем сиденье рядом с Хансом-Питером сидит Мария.
Мюррей видит, как она жует жевательную резинку и безразлично смотрит на серый пейзаж.
Сейчас он уже рад тому, что она с Хансом-Питером, а не с ним. По крайней мере, за нее у него голова не болит. Он смотрит из окна в другую сторону. Они проезжают через какую-то жуткую деревню, просто какой-то кошмар. Одноэтажные дома выстроились вдоль дороги, на маленьких участках за заборами. Потом он видит какой-то паб – на вывеске эмблема пива «Пан» и надпись «Пицца». Вот она, деревня, без прикрас. Вот такая здесь жизнь. Мюррей смотрит на дома, редеющие по мере приближения к окраине. И вот снова потянулась пустошь.
И вдруг наступает момент, когда ты думаешь: «Зачем притворяться? В чем смысл? Кого ты хочешь обмануть?»
Кого ты хочешь обмануть? Себя?
Так в чем же смысл?
Нет никакого смысла.
Какая разница в любом случае?
Нас всех ожидает одно и то же.
На переднем сиденье разговаривают Ханс-Питер и Мария. Очень тихо, чтобы он не разобрал за шумом двигателя, и колес, и ветра, о чем именно. Его удивило их приглашение. Прошлым вечером, когда он был в «Джокере» и говорил с Матвеем о футболе, к нему подошел Ханс-Питер в своем коротком пальто с капюшоном и заказал белого вина. Не преминул вставить пару слов про футбол – брякнул какую-то чушь.
А затем обратился к нему:
– Мы думаем поехать к морю завтра. Хочешь с нами?
Они сидели на высоких табуретах, глядя на полки с алкоголем и открытками, присланными разными людьми за многие годы и приколотыми к стене Матвеем. Не так уж много, не больше десяти.
Мюррей спросил:
– А погода не слишком дерьмовая для поездки?
Ханс-Питер глотнул вина, как-то робко и быстро.
– Завтра должно разгуляться, – сказал он. – Так говорят.
Мюррей пожал плечами:
– Ну, ладно. Если Мария не против.
– Это ее идея, – сказал Ханс-Питер.
Это ее идея.
Что это значит?
В глубине души Мюррей думал, это значит, что он нравится ей и нравился все это время.
Но это ведь не так, если по-честному?
На самом деле она просто испытывала к нему жалость. И всякий раз, когда она с Хансом-Питером говорила о нем, они жалели его.
Им уже было известно о том, как надул его Благо. Он, похоже, действительно был в Германии. Вместе с деньгами Мюррея. Так или иначе пропали и деньги, и Благо. Ханс-Питер советовал обратиться в полицию и все там рассказать. Но Мюррей не мог решиться на это. Ведь в полиции уже знали его после того случая в ирландском пабе. И ему совсем не хотелось напоминать о себе, вот и все.
Дождь усиливается.
Ханс-Питер увеличивает скорость дворников.
Вот вам и прогноз погоды.
Мария обращается к Хансу-Питеру с таким же замечанием. У нее угри вокруг рта. Родинка на носу. И он в восторге от нее, думает Мюррей.
Выехав на шоссе, они должны ехать еще полтора часа. Мюррей клюет носом. А когда просыпается, видит известняковые холмы. А затем море, свинцовые воды поблескивают. Они паркуются на общественной стоянке – сейчас там свободно – и находят заведение, где можно пообедать. Мюррей заказывает ассорти из жареного мяса с местным сладковатым соусом из красного перца. Бокал местной бормотухи. На улице ветер с дождем. Мария держится с ним вежливо. Она говорит больше всех. Ханс-Питер в основном молчит. Ковыряет вилкой запеченную рыбу, отделяя мясо от костей, и почти не поднимает глаз. Ленивое молчание человека, довольного жизнью, позволяющего своей второй половинке развлекать гостя. Только иногда поправляет ее в чем-нибудь. Она носит кольца почти на всех пальцах. Синие тени на веках. Она убеждает Мюррея обратиться в полицию – они никак не закроют эту тему. Уже целую неделю. Но он даже не назвал им сумму, которую забрал у него Благо. Он не хочет говорить об этом. Он хочет это забыть. Но она, конечно же, желает ему помочь. Это надо понимать.
– К чему все это? – спрашивает он. – Его не найдут.
Но она неуклонна:
– Откуда вам знать?
Ей просто нравится драматизм этой ситуации, думает он. Это хотя бы что-то – хотя бы что-то необычное произошло.
– Вы не можете позволить ему уйти вот так! – настаивает она.
– Мне не следовало доверять ему, – говорит ей Мюррей, чувствуя воздействие вина. – Я был идиотом. И точка.
Снаружи дождь усиливается.
Мюррей и Мария пьют горящую самбуку.
Я был идиотом. И точка. Напишите это, мать вашу, на моей могиле, думает Мюррей, когда они выходят и направляются к морю – вниз по ступенькам и дальше под дождем. Он немного отстает. Ханс-Питер и Мария идут впереди, держась за руки. «Флор Флорихе не думает лиха. Флор Флорихе набитый друг». Вот как они смотрятся, эти двое, – Флор и Флориха.
Нет, он – парень что надо, Ханс-Питер, застенчивый голландец в коротком пальто с капюшоном.
И она – что надо, ковыляет с ним вразвалку.
Так или иначе они его единственные друзья.
Я был идиотом. И точка.
Пляжей как таковых здесь нет. Просто дорожки вдоль берега, извилистые мощеные дорожки, над которыми качаются ветви старых сосен. Сухие пятна брусчатки под соснами. По одну сторону от них стоят бывшие виллы австро-венгерской аристократии, теперь – отели. По другую сторону – крутые ступени или даже лестницы сбегают к галечному берегу с пустыми террасами и маленькими гаванями. Плещется море. Волны бьются о покрытые мхом стены. Скрипят дамбы.
