Раздался неприятный электрический писк, замок щелкнул, и тяжелая металлическая дверь с небьющимся стеклом приоткрылась. Мюррей вошел.
Едкий запах лестничной клетки.
Он чуть не наложил в штаны.
И вот Влетка сидит перед ним на диване. Она в домашнем халате. Солидная, хмурая женщина – такой она видится Мюррею. Вроде кассирши, продающей билеты на поезд до Загреба, хмурясь на тебя из-за стекла с дырочками, пока ты пытаешься объяснить ей, что тебе нужно, а очередь между тем напирает. Короткая стрижка. Золотые капельки в ушах. Несвежее, прокуренное дыхание.
Она говорит ему что-то повелительно своим резким голосом.
– Она говорит, вам надо расслабиться, – переводит дочь.
На губах у Мюррея застывает неестественная улыбка. Гримаса страха. Она берет его руку в свои.
Он почему-то боится, что сейчас она скажет ему раздеться.
Но это не так. Она лишь пристально смотрит ему в глаза, что еще хуже. Глаза у нее серо-карие. Ресницы короткие, какие-то не женские. Брови отсутствуют.
Едва Мюррей отводит взгляд, как она выкрикивает что-то.
– Пожалуйста, вы должны смотреть ей в глаза, – просит дочь, уже помягче.
Мюррей слушается.
Ох уж эти хреновы глаза. Этот взгляд неимоверно подавляет его, словно какой-то жуткий звук, который звучит и звучит, словно пронзительный металлический скрежет…
Она продолжает держать его руку, всю мокрую от пота.
Ее взгляд несколько смягчается. Она что-то произносит. Голос ее звучит сухо и отстраненно.
– Она говорит, вы в очень плохой ситуации, – переводит дочь.
Мюррей, не отводя взгляда, хотя у него начинает болеть голова, бросает:
– Да ну?
В комнате жарко. Он потеет. И дело не только в температуре воздуха. Он чувствует, как в его сознание что-то вторгается, словно скальпель.
Дочь переводит отрывисто брошенное указание:
– Закройте глаза, пожалуйста.
Он подчиняется.
И чувствует сильную руку на своем лице. Все это настолько нереально, что кажется чем-то вполне естественным.
– Это что – какое-то проклятие? – спрашивает Мюррей, чувствуя себя с закрытыми глазами спокойнее.
Дочь переводит. Влетка отвечает.
– Она не знает, что это, – говорит дочь. – Просто вы в очень, очень плохой ситуации.
– Что она имеет в виду? – Мюррей не открывает глаз.
Влетка обхватила рукой его лоб и сильно сжимает, что-то говоря при этом. Дочь переводит его вопрос.
Мать отвечает раздраженно, сжимая череп Мюррея еще сильнее. Они обмениваются парой фраз на хорватском, и дочь, наконец, сообщает по-английски:
– Она говорит, это как яд.
А тем временем узловатые пальцы Влетки все сильнее сжимают голову Мюррея.
– Яд? Что это значит? – спрашивает он.
Влетка громко шикает на него.
Ее дочь просит вежливо:
– Пожалуйста, не разговаривайте.
Пальцы Влетки причиняют нешуточную боль. Как будто его голову сжимают в металлических тисках.
Внезапно хватка ослабевает.
Открыв глаза от неожиданности, он успевает увидеть летящую к его лицу ладонь.
Он испытывает шок от пощечины. Затем по лицу разливается тепло.
– Это что за хрень? – кричит он, прикладывает руку к горящей щеке.
Влетка сердито говорит ему что-то на своем языке. Ее рука снова у него на лбу, снова сжимает голову, крепко удерживая ее.
И снова отвешивает пощечину.
– Прекратите это! – вопит Мюррей, пытаясь встать.
Она хватает его за руку, пока он еще не поднялся, и толкает назад на диван.
– Ш-ш-ш, – говорит она, словно малому ребенку, поглаживая по лицу.
– Прекратите это, – повторяет Мюррей.
– Ш-ш. Zatvorite oci, – говорит Влетка.
– Пожалуйста, закройте глаза, – переводит дочь.
– Она опять будет бить меня?
– Пожалуйста, – мягко просит молодая женщина, – закройте глаза.
Влетка тем временем поглаживает лицо Мюррея, и ему приятно. Он закрывает глаза. Теперь она говорит мягким голосом, держа его руку. Напевает что-то, продолжая держать его руку, поглаживая ее. Пение обрывается. Он чувствует, как она двигается, вставая с дивана. Он открывает глаза и видит, что она стоит и гасит свечи.
– Так мы закончили? – спрашивает он.
Дочь переводит.
Влетка качает головой. Она что-то говорит и показывает на столик, за которым сидит ее дочь.
– Пожалуйста, садитесь сюда.
– Что тут происходит? – говорит Мюррей.
Влетка снова просит его сесть за стол. И он садится, напротив ее дочери. Тогда Влетка тоже присаживается к ним, вынув что-то из буфета. Колода карт.
Она сидит за столиком лицом к стене, перед гобеленом с театрально плачущим Иисусом. Слева от нее сидит, улыбаясь, дочь. Расположившийся по другую сторону Мюррей интересуется, нельзя ли закурить.
Можно.
Он закуривает, пока Влетка тасует карты.
Сама она тоже курит, дешевая сигарета прилипла к губе, что в сочетании с халатом придает ей сходство с бандершей, а ее руки умело тасуют старую колоду. Воздух в комнате, и так серый и тусклый, скоро наполняется голубыми разводами сигаретного дыма.
Она кладет колоду лицом вниз на стол. Затем одним отработанным движением разворачивает ее идеально симметричным веером.
Дочь, как обычно, переводит ее указание:
– Пожалуйста, возьмите одну.
Мюррей бросает взгляд на Влетку. Она смотрит в другую сторону, устало затягиваясь чинариком, ожидая, пока он возьмет карту. Его рука тянется к центру стола. Зависает на секунду над карточным веером, затем его указательный палец прижимает одну карту и вынимает ее. Влетка поспешно берет ее и смотрит.
– Prošlosti, – говорит она, кладя ее на столик лицом вверх.
– Прошлое, – переводит дочь.
На карте изображен сидящий мужчина – подавшись вперед, он держит в руках большую монету. На голове у него тоже монета и еще что-то, напоминающее незатейливую корону, ноги же его также стоят на двух монетах. Поза сгорбленная, напряженная, оборонительная. Он смотрит прямо вперед с угрюмым выражением. В его чертах угадывается усталость. Налитые кровью глаза, не ведающие сна. Позади него, на некотором расстоянии, лежит город.
– Пожалуйста, – переводит дочь, улыбаясь Мюррею через стол, показывая большие желтые зубы, – возьмите еще одну.
